Честно, я очень старался не засмеяться, у меня даже начал дёргаться левый глаз, а потом всё-таки меня прорвало, через секунду Эшли тоже присоединилась к моему смеху. Прошло немного времени, я успокоился и отдышался.
— Наверное, мне не стоило ожидать ничего другого от моей маленькой обжорки.
— Я не обжорка! И вообще, у меня растущий организм! Я выросла! И вообще, я взрослая! Вот! — она в этот момент смешно надулась, а потом постаралась сделать серьезное выражение лица. — А ты, гад! Знаешь, сколько я тебя ждала?! А ты непонятно чем занят! Вот!
— Всё, всё, бедный преторианец капитулирует под боевой эскадрой твоих аргументов. Мы можем тогда идти, а то на нас уже странно смотрят? — посмотрел по сторонам, на нас было направлено множество глаз, наверное, многих позабавила такая картина.
Эшли мне кивнула и взяла меня за руку, а потом пихнула в бок, типа она готова к променаду. Мне не оставалось ничего, как поддаться такому яростному натиску. Когда мы проходили рядом с местом вахтера, то только тут я заметил, что этот старик утирает слезы смеха. Когда за нами уже закрывались двери детского дома, то я услышал голос старого вахтера: «Молодец девка, видали, какого прЫнца отхватила». Думаю, после того, как я полечу на задание, то кое-кому будет очень весело тут.
Вызвал флаер и после недолгого ожидания мы уже летели в ресторанчик, в котором кушали блюда из натуральных продуктов. Перелет не занял много времени и через полчаса мы уже сидели за столиком в ресторанчике, просматривали меню и делали заказ. Как закончили, Эшли начала сверлить меня глазами, притворялся бревном некоторое время, пока она не выдержала.
— Я требую рассказ! Не притворяйся, что ты меня не видишь или не понимаешь! — старался, как мог, делать вид, что меня тут нет. — Ну, Арти, миленький, расскажи, пожа-а-алу-у-уйста.
Пока она не начала канючить, я еще мог держаться, но вот потом это заставило меня улыбнуться и сжалиться над Эшли. Эхх… женщины, «коварство» — ваше имя.
— Ладно, тогда слушай внимательно и не перебивай. Может быть давно, аль недавно, произошел «Антересный» случай. В тот момент воин Артурос был в боевом походе, и цари поставили перед ним и его дружиной сложное задание, он должен был отобрать кристаллы у чудища окаянного и победить вражеское войско. Эти кристаллы были не простые, а «магЫческие» и с их помощью можно было сделать много полезных вещей. Только вот чудище не любило делиться. Воин Артурос поплыл на фантомных кораблях через моря и океаны, чтобы добраться до чудища.
В этот момент принесли наш заказ, и мы прервались на некоторое время, чтобы уделить должное внимание блюдам, которые издавали просто одуряющий запах и заставляли танцевать мой желудок джигу в предвкушении. После того, как мы облопались, Эшли опять требовательно стала на меня смотреть.
— На чем я остановился?
— Там был момент, когда Артурос поплыл через моря и океаны, чтобы забрать кристаллы для своей возлюбленной.
— Так вот, он поплыл, чтобы купить кристаллы у заморского продавца ЧундоЮдоса, потому что в этом сезоне на них были скидки, — в этот момент она запротестовала.
— Не было там продавца, герой должен был отпинать чудище и забрать кристаллы. Вот! — Эшли указала пальцем в потолок, чтобы придать значимости её словам.
— Хмм… хорошо, тогда дело было так. Они приплыли на остров и долго на нем искали кого надо отпинать, но остров был пуст. Поэтому войско решило сыграть в игру «Пендаль гомам», а тот, кто выиграет, получит кристалл, случайно оказавшийся у капитана. Потому что капитан был пиратом, поэтому воины решили отпинать капитана за его темное прошлое, может быть, с него еще бы пару кристаллов выпало.
— Эээ… как пиратом? А где чудовище? А где кристаллы для возлюбленной? А как же задание царей? Арт, ты все перепутал. Ты говорил, что воины поплыли сразиться с чудовищем по заданию царей, чтобы достать кристаллы.
— Ну, тогда это ты меня запутала, — я улыбнулся, чтобы она поняла, что делал такой рассказ специально, чтобы посмотреть, как она возмущается. — Хорошо, они приплыли на остров, чтобы найти чудище с кристаллами… (прошёл час увлекательного рассказа)… и тут этот псион схватил главного героя, но тот не растерялся, у него была граната в руке. Он кидает гранату в чудовище, а потом из своего штурмового комплекса дает длинную очередь на полмагазина и прячется за обломком подбитого меха. В этот момент с орбиты на чудовище падает звездолет, а Артурос успевает включить телепорт эвакуатор. Происходит термоядерный взрыв и чудовище подыхает, а Артурос становится героем, потому что притащил чудовище под падающий звездолет.
У Эшли были квадратные глаза, не круглые, а именно квадратные, она думала, что услышит рассказ о древнем герое, а получила экшен-триллер с элементами стимпанка. В какой-то момент на её лице появилась улыбка.
— Ты как всегда рассказал странный рассказ, но он мне понравился. Может быть, мы тогда просто прогуляемся? — состроила хитрую мордочку.
— Можно и прогуляться, тут недалеко должен быть парк, вот в его сторону и пойдем, а там уже и решим, что дальше делать.
Оплатив счет, мы выбрались наружу и медленно пошли в сторону парка. На улице стал падать снег, это очень редкий гость на Фобосе. В принципе, было не холодно, на мне был боевой скафандр, а на Эшли комбинезон с функцией терморегуляции. Снег приятно хрустел под моими ногами, по улицам сновали дроиды уборщики, они загодя начали расчищать снег, хоть его нападало мало и он должен скоро растаять. Мы шли по тротуару в сторону парка и просто наслаждались таким времяпрепровождением.
Снег хрустел под ногами и мир потихоньку преображался, было ощущение, что в этом белоснежном мире не бывает зла и других печалей. В данный момент я этого не заметил, перед самим парком был небольшой крытый блошиный рынок, где продавали всякую всячину. Предложил Эшли посмотреть, может там есть что-то интересное, она согласилась и мы вошли под купол, который отделял внешний мир от мира блошиного рынка. Тут было много людей, и они продавали всякую всячину, начиная от домашней утвари и заканчивая подержанными дроидами различного назначения. Мы шли меж рядов и смотрели на товар, которым торговали люди, Эшли интересовало абсолютно всё, даже притом, что она не будет тут ничего покупать. В одном месте она даже немного поторговалась с продавцом за пару комплектов комбинезонов, но мы не стали их покупать.
Наш променад по рядам продолжался только до определенного момента, мой взгляд зацепился за одну странность, я пригляделся и только потом понял, что же меня заинтересовало. В том месте сидел мужчина, на котором была частичная военная форма старого образца, перед его ногами были расставлены футляры, в которых что-то поблескивало в неясном свете блошиного рынка. Пошел в его сторону и только тут понял, что же казалось мне неправильным, трудно сказать о возрасте этого человека, так как большая часть его лица была обезображена шрамами от ожогов. Он внимательно рассматривал мой боевой скафандр, а потом его единственный зрячий глаз уставился на мое лицо. Его уста разомкнулись, и я услышал хриплый голос, ему было тяжело говорить, но он старался.
— Что, солдат, заинтересовался медалями? — перевел взгляд на футляры, которые лежали перед его ногами. Там было три медали, среди которых мой взгляд вычленил медали — точные копии которых были и у меня. — Не думал, что уже такие красивые боевые скафандры начали применять. Наверное, ты служишь с адскими ныряльщиками? Можешь не гадать и строить предположения, медали настоящие, это мои медали за боевые заслуги.
Я не знал, что сказать человеку, решившему продавать медали, за которые он платил кровью и потом.
— Можешь так на меня не смотреть, к сожалению, я вынужден их продать, а то средств к существованию у меня просто не будет. Бывает так, солдат, что хозяин выгоняет верного пса, который служил ему верой и правдой многие годы, просто из-за того, что он стал не нужен. По твоему лицу видно, что ты уже успел хлебнуть лиха на войне с ксаргами, — он облокотился на свои колени, и через ожоги на руке было видно татуировку, обычно такие делали адские ныряльщики. — Может, купишь медаль, потом перед девушками будешь красоваться, прошу не дорого: тысяча кредитов за одну или две с половиной тысячи за все три, если берешь разом.
Во мне вспыхнула злость, но я придавил её, и сразу постарался успокоиться. Нет вины в том, чтобы продать последнее, раз другого способа этот человек не видит, ведь он не стал убивать и грабить, а плюнул на свою гордость и пошел продавать медали.
— Ты мне лучше скажи, я могу тебе чем-нибудь помочь? Как так получилось, что ветеран вынужден продавать медали? — мой голос скрипел, как несмазанные шарниры от волнения.
— Эхх… не все так просто, как кажется и виновных в этом не стоит искать. У меня было сильное ранение при сражении за систему Цегинус, то, что ты видишь, это только верхушка айсберга, — в его единственном глазу полыхнул огонь застарелой злости. — Эти уроды, которые себя называли «сопротивлением режиму» или ГОМО-либералы, использовали химическое оружие, многие в тот день умерли, а вот я выжил. У меня внутри не органы, а так, сплошная труха осталась, в то время министром вооруженных сил был прижимистый ублюдок, а лечение пострадавших от той пакости было слишком дорого, нас просто выперли из ВС КС задним числом.
Его взгляд опустился на медали, а по лицу прокатилась волна злости, но он справился с собой и продолжил говорить.
— Только эти кусочки металла до сих пор напоминают мне каким я был идеалистом, их нам вручили перед тем как вышвырнули из ВС КС. Нас с такими травмами осталось немного, мы просто доживаем свой век. Пришел новый министр вооруженных сил, но в тот момент мы уже были не в армии и не попали под новые реформы. Страховые компании выиграли суд и аргументировали тем, что это было предумышленное нанесение вреда своему здоровью, скорее всего, они подмаслили пару потных ладошек, и суд вынес решение, что мы сами виноваты, и никто не будет нам платить.
— Я не знаю, кто Вы по званию, но как такой же солдат я хочу помочь. Могу я вам чем-нибудь помочь? — в этот момент у меня сильно чесались руки, чтобы придушить несколько бюрократов или тех, кто виноват в таком положении вещей.
— Для нас уже слишком поздно, но ты можешь просто постараться помочь нашему обществу ветеранов, может быть, когда-нибудь и для тебя будет последний шанс, это обратиться к таким же бывшим солдатам. Сам понимаешь, средств не будет хватать в любые времена, мы собираем кредиты на операцию нескольким ветеранам, кому еще рано на тот свет, вот поэтому я решился продать медали. Да и бывшее командование нас лишило льгот, это те, кто идет на службу при нынешнем министре вооруженных сил более или менее могут быть спокойны за свое будущее.
Он замолчал, наверное, что-то вспомнил, я воспользовался паузой в его речи.
— Вы не продавайте медали, я поговорю с ребятами, думаю, мы сможем скинуться в кубышку общества ветеранов. По крайней мере, могу сказать за себя, что я так сделаю. Может мне непосредственно Вам как-нибудь помочь?
— Я мзду не беру, мне за державу обидно! — его лицо дернулось, а потом разгладилось, когда я предложил помощь непосредственно этому человеку, видно, что он не сдался и продолжает бороться. — Спасибо за сопереживание, если поможешь обществу ветеранов, то этого будет достаточно, а остальное будет излишним. Как-нибудь справлюсь, не в первой, так что не стоит. Ты главное, запомни одну вещь, которую я тебе скажу, и не совершай моих ошибок. Запиши эти слова себе в подкорку головного мозга: «Герои нужны только в час нужды народа, а когда беда проходит стороной, людская память их быстро забывает и выкидывает на помойку. Не гонись за титулом «Герой», ими обычно становятся будущие трупы, которые об этом не знают, просто постарайся выжить в бойне, чьё имя «война».
— Обязательно запомню ваши слова, спасибо за мудрость. Мы поможем обществу ветеранов, это неправильно, когда продают боевые ордена и медали, чтобы ветеран мог свести концы с концами. А сейчас, мне нужно идти.
Он не стал ничего говорить, а просто с кряхтением встал, видно, что любые телодвижения доставляют ему муки, которые он терпит по принципу: «не могу, но надо», у этого человека поистине мифриловый стержень внутри. Он протянул мне руку, я аккуратно её пожал, а после этого пошел на выход, хватит с меня на сегодня блошиных рынков. Мои глаза стали смотреть на людей по-другому, они тащат последнее из дома на продажу, чтобы можно было купить простой синтетический хлеб или пищевой картридж. Поэтому и появляются такие блошиные рынки.
Мы гуляли с Эшли до самого вечера, потом пошли в детский дом, в котором ей осталось пробыть еще два года, а потом она должна будет сама решать, что ей делать. Пока мы гуляли, я написал много писем преторианцам, с которыми мы общались, после пересказа истории, которую мне пришлось услышать, они там чуть ли не бучу подняли. Обычно на военную службу идут в достаточно зрелом возрасте, когда человек смотрит на вещи как прожженный циник, а его сердце очерствело, проблемы и несчастья такими людьми воспринимается с точки зрения: «Это произошло не со мной и значит, это не мои проблемы». Касательно преторианцев, тут дела обстоят по-другому — это бывшие подростки, которые потеряли абсолютно всё, и им пришлось испить чашу боли и отчаяния до дна, поэтому их сердце не очерствело до конца и многие из них, когда видят такого человека, то примеряют его беды на себя.
Многие решили помочь и настроили постоянные отчисления в общество ветеранов, но сначала мы проверили эту некоммерческую организацию, те ли это люди за кого они себя выдают. В наше время нельзя верить на слово никому, даже себе. Все эти дела решались попутно, пока мы гуляли с Эшли, а потом шли в сторону детского дома. Я привел Эшли перед самым комендантским часом, мы в этот момент стояли в холле детского дома.
— Ты главное, возвращайся, хорошо? Даже если тебя сильно ранят, как того человека на блошином рынке, ты мне все равно нужен, я всё равно буду тебя ждать.
— Эшли, ты сама понимаешь, что говорить что-то конкретное в данный момент будет тяжело, но всё равно я пообещаю тебе вернуться. Ты тогда беги к себе, меня тоже завтра ждет тяжелый день. Просто считай, что ты меня отпустила, чтобы я к тебе вернулся.
Она стояла и смотрела в мои глаза, и я чувствовал, что Эш не хочет меня отпускать, но не мы диктуем правила, а этот дикий мир, в котором мы живем. Поэтому нам приходится прощаться с дорогими нашему сердцу людьми и только остается надежда, что мы еще встретимся.
— Ты только береги себя, а я буду ждать, — она подпрыгнула и ожгла меня поцелуем в щеку.
Потом быстро развернулась и побежала наверх, чтобы я не видел, что она плачет от того, что опять мне нужно уходить. Пошел к выходу из детского дома и попрощался с вахтером, после чего отправил часть моих накоплений на счет детского дома, думаю, Анна Павловна сможет найти им лучшее применение, чем я на линии фронта. Только зеленые глаза провожали одинокую фигуру преторианца, которая растаяла в ночном воздухе города как дымка.
