3 декабря 1999 года, 7:08, Япония, архипелаг Хонсю, город Осака, район Кадома.
Рёв будильника настойчиво продолжал раздражать смертельно уставшего паренька, который был не в силах подняться с кровати. Его постоянно бросало в дрожь от холода, а приснившийся ночной кошмар настолько пугал реализмом, что Мотохама Хасибе не был уверен в том, спал ли он вообще.
В любой другой день Хасибе-кун не удивился бы такому сновидению, тем более что оно более чем нормальное. За ним не гонялись голодные кактусы, в небе не плыли огурцы, а курица не выступала за олимпийскую сборную Японии. И ведь все эти сны когда-то пришли в голову Хасибе. Ну разве может нормальный человек видеть подобное?
Поскольку аномалия для Матохамы была нормой, он очень удивился нормальному сну. Всё его тело жутко затекло, особенно болел правый бок и рука, а от ледяного ветра не спасало даже одеяло. Соню знобило несмотря на то, что на улице было градусов пятнадцать.
Прилагая ужасающе тяжёлые усилия, Хасибе-кун раскрутился из своего «кокона» и медленно сполз с кровати на пол, подбираясь к тумбочке, на которой гремел будильник. Вопль часового механизма был настолько омерзителен, что поднял бы и мёртвого.
Каждое движение давалось на удивление тяжело, будто бы на руки Хасибе привязали мешки с гравием, а на спине сидит пара друзей-сумоистов. Не желая больше терпеть боль, Мотохама тяжело вздохнул, и его кулак резким рывком достиг тумбочки — та качнулась от удара, а будильник упал на пол и разбился: треснуло стекло, отлетела крышка и рассыпались стрелки.
— Бездушное устройство.
Спокойно выругавшись, Хасибе попытался подняться на своих двоих, но тут его голова буквально взорвалась от лёгкости. Ему показалось, что всю жизнь он жил со странной умеренной болью внутри черепа, а сейчас эта самая боль сменилась катастрофически томной пустотой, не дающей голове прийти в норму. Возможно, так себя чувствовали те, кто умирал от обезглавливания.
Каждый рабочий день Мотохамы начинался всегда одинаково: он с трудом просыпался, умывался, готовил завтрак себе и родителям, а затем спешно покидал дом, садился на автобус до школы и проводил скучные часы в месте, в котором не хотел находиться.
Недалеко от его дома располагалась железнодорожная станция Суминодо, но из-за собственных предпочтений Хасибе-кун оставался верен автобусному парку, хотя его школа находилась достаточно далеко. Возможно, он и сам не понимал, почему добирается до учёбы на старом автобусе, а не новом скороходном поезде. Такой уж у него характер.
К слову, большинство людей считали Мотохаму Хасибе лентяем, грубияном и в целом странным человеком. Особенно сказывалась на этом мнении его странная причёска — длинные, до ушей, чёрные волосы с чёлкой, закрывающей взгляд. Они всегда выглядели неухоженными, хотя Хасибе и содержал их в идеальной чистоте.
Сам же Мотохама не был тем типом людей, которые избегают трудностей, напротив, он стремился к ним, старался преодолеть преграды, а каждая частичка жизни для него была игрой, в которой запрещено проигрывать.
Уделив своему внешнему виду в стиле «я живу на вокзале» достаточно много времени, Хасибе-кун убрал за собой постель, но, когда он складывал одеяло, из него выпало что-то незнакомое.
Золотые карманные часы сверкали в лучах утреннего солнышка, нашёптывая новому хозяину свою заоблачную цену. Такие часы можно было найти либо в антикварных лавках, либо в старых фильмах. Поначалу Хасибе обрадовался находке и даже подумал о том, чтобы продать её, но стоило ему внимательней изучить устройство, как выяснилось, что оно сделано со множеством дефектов, самым ярким из которых является наличие четырёх стрелок, вместо трёх, ну а циферблат и вовсе имел странную шкалу деления с римскими цифрами — от одного до двадцати семи.
Он бы и дальше разглядывал непонятную подделку, но время поджимало. Не желая опоздать на редкий автобус до старшей школы Дзёто, Мотохама на ходу оделся, схватил потрёпанную сумку и выбежал в коридор, где столкнулся с рослым мускулистым мужчиной — своим отцом Мотохама Горо.
— Ты сегодня проспал. Всё в порядке? Выглядишь бледным.
— Извини, не смогу приготовить завтрак.
Оттолкнув обеспокоенного Горо, опаздывающий ученик буквально вскочил в обувь и на бегу вышиб дверь, несясь сломя голову к автобусной остановке. Однако даже в такой ситуации Хасибе находил мгновения, чтобы полюбоваться тем единственным, что доставляло ему в жизни удовольствие — природой. Он всегда считал её святой матерью человека, которая любезно даёт присосаться к своей груди наглому младенцу. Летом Мотохама дни напролёт проводил в саду, заботясь об одном больном цветке, красотою которого восхищался годами. Однажды ему повезло найти на улице настоящую алую розу, которую, должно быть, везли для украшения какого-нибудь богатого района. Цветок упал с грузовика посреди проезжей части. За целый день ни одна машина не смогла его раздавить: везение или судьба — решить трудно, но Хасибе выходил растение, и теперь оно стало своеобразным символом его любви к естественной красоте мира.
Однако именно сейчас его внимание привлекала отнюдь не идиллия этого самого мира, а его конец — увядание живого. Пусть в Осаке тепло почти круглый год, но зима всё же сказывается на редких травах и бутонах, заставляя их тускнеть.
*ЗВУК: СИГНАЛИТ*
Внезапно перед носом Хасибе-куна пронёсся автобус, слегка отстающий от графика. В горле у естествоведа застыло неприятное чувство. Ещё бы полшага, и у него не осталось бы целых костей, ведь скорость автобуса в купе с его массой просто смела бы хрупкое человеческое тело. Мотохама испытывал и ещё одно интересное ощущение — дежавю.
— Какого чёрта, парень! — водитель автобуса притормозил и высунулся в окно. — Смотри по сторонам, приятель. Я тебя чуть не сшиб!
На мужчине, активно жестикулирующем из окна общественного транспорта, проявились все признаки смертельного испуга. Без сомнений, он злился на себя, следовательно, был более ответственным человеком, чем могло бы показаться на первый взгляд.
*ТИК ТАК ТИК ТАК ТИК ТАК…*
— Ладно, пацан, ты садишься или как?
— Да, спасибо, — быстро выпалил Мотохама и запрыгнул в автобус.
Большую часть дороги до района Дзёто он не мог унять надоедливый звук часов, стоящий у него в голове. Должно быть, звон будильника настолько сильно отпечатался в мозгу юноши, что теперь его оттуда только ножом можно выскрести. Не помогало ни постукивание по уху, ни удары головой о стекло, ни просто покой. Тикающий звук никак не становился тише. Радовало только то, что он и не становился громче.
Списав всё на травму от будильника, Мотохама провёл оставшийся путь в раздумьях о своих планах на будущее. Оставалось всего полгода до выпускного экзамена. Все его немногочисленные друзья уже решили, кем хотят стать во взрослой жизни, и только Хасибе оставался пленённым своей философией отщепенца: «Люди — животные, считающие, что ими не являются». Каждое действие или решение он описывал с точки зрения базовой биологии человеческого вида: от любви до ненависти. И ведь у него получалось как нельзя лучше!
Нельзя было сказать, что Хасибе плохо учился, но он и не был отличником. Все его результаты и промежуточные тесты были ровно на середине. Он набирал необходимые баллы, но не более. И это даже не зависело от приложенных усилий: старайся Мотохама-кун или нет, но результат всегда был одинаков — золотая середина.
Возможно, в этом был и плюс молодого скептика. Пусть у него не было сильных сторон, которыми могли бы восхищаться окружающие, но зато не было и того, в чём Хасибе был бы абсолютно плох. Иногда он даже благодарил свою незаурядную жизнь за то, что с ним не происходит ничего интересного, но порой на него нападала тоска, съедающая душу изнутри. Как-то в дождливый день Мотохама-кун пришёл к выводу, что, если бы он умер, то даже не заметил бы этого, потому что, по сути, не живёт, а существует.
В этом никто не виноват: ни люди, ни судьба, ни сам Хасибе, просто так вышло, и это правильно. Средние люди живут средней жизнью: ходят в школу, делают работу по дому и проводят часы в полном одиночестве.
Был это юношеский максимализм или подростковое бунтарство, но Мотохама считал надобность в друзьях слабостью, которой следует по возможности избегать. Нет, у него есть пара друзей, но на контакт «средний человек» шёл очень туго. Даже со своим первым другом Хасибе познакомился очень странным образом.
Несколько лет назад в Осаку приезжала группа «Height Without Width», и как истинный ценитель рок-музыки, ненавидящий толпу, Мотохама-кун пробрался на внешний балкон клуба, в котором они выступали. Там он и встретил Кадзуму, прилипшего к стеклу. У мальчишки не хватило денег на билет, но он не мог отказаться от такого шоу. Поскольку окошко было очень узким, ребята постоянно спорили, чья очередь смотреть на вокалиста, порой забывая о музыке. В конце концов, неудачное стечение обстоятельств привело к тому, что Кадзума поскользнулся и съехал с балкона. Если бы не рука помощи Хасибе, он бы сломал не одну пару рёбер и месяц пролежал бы в больнице. С тех пор спасённый хвостиком бегал за своим спасителем.
Как оказалось, ребята ходили в одну школу, а с этого года они стали ещё и одноклассниками. К тому же Кадзума живёт недалеко от станции Суминодо, поэтому они часто встречаются на пути домой. Если бы не принципы ненависти по отношению к поездам, то Хасибе мог бы ещё крепче сдружиться с единственным, кто не считает его посредственной серой массой.
Постепенно ландшафт пригорода сменился невысокими многоэтажными строениями, а ухабистая дорога стала более ровной. У большого бейсбольного поля автобус остановился, прижавшись к обочине. Здесь не было остановки как таковой, однако на заборе рядом висела надпись: «Дзёто», служившая её аналогом. Впрочем, большего и не требовалось.
Мотохама покинул общественный транспорт и попытался вдохнуть воздух полной грудью, но, к своему удивлению, не смог, почувствовав, будто бы у него внутри застрял непроходимый ком. Он захотел откашляться, но и тут ему не повезло. В итоге у парня вышло очень странное выражение лица, а изо рта рекой потекли слюни.
— Только не говори мне, что ты не позавтракал, — раздался насмешливый голос Кадзумы. — Опять поздно лёг? Ты весь бледный, как смерть. Тебе нужно высыпаться!
Отчитывая друга, Кадзума был похож больше на отца, чем на одноклассника. Его большие глаза выглядели очень добрыми и наивными, но в то же время опытными настолько, насколько это только возможно для старшеклассника. К тому же он не любил формальности, поэтому почти всегда ходил с закатанными рукавами. Учителя поначалу обращали на это внимание, пытались наказать, но потом смирились, поскольку ни кнут, ни пряник не сработали. А с недавних пор у Кадзумы появилась эта дурацкая причёска, со слов Хасибе, делающая его похожим на идиота.
— Я так выгляжу, когда выспался. Ты собираешься делать с что-нибудь с тем, что творится у тебя на голове? Это не нормально.
— Кто бы говорил! Срежь чёлку, а то начнёшь спотыкаться на ровном месте. И вообще, ты так на маньяка похож. Поэтому с нами девчонки и не общаются.
— Они с нами не общаются потому, что ты ведешь себя с ними как мужлан. Следующий раз попробуй не вываливать ноги на стол.
— Ничего не могу поделать — сила привычки.
— Этого у тебя не отнять… — пробубнил под нос Хасибе.
Обменявшись ежедневными утренними колкостями, друзья спешно направились в сторону бейсбольного поля.
Старшая школа Дзёто очень стара, и основана около 150 лет назад. За всё время её существования отсюда выпустилось много знаменитых людей, и каждый вносил свою лепту, делая что-то для места, в котором провёл лучшие годы молодости.
Именно поэтому здание школы имеет целых три пристройки и два больших стадиона, на которых даже проводятся соревнования национального уровня. Слава старшей школы Дзёто как школы со спортивным уклоном ходит по всему Хонсю.
Не мудрено, что физкультура здесь — обязательные занятия, проводящиеся четыре раза в неделю. Каждый месяц объявлялся посвящённым какому-нибудь виду спорта, и ученики тренировались, чтобы достичь высот в конкретном направлении.
Как Хасибе, так и Кадзума — оба считали спортивный вкус школы странным, так как сейчас в школе Дзёто установлена программа подготовки к толканию ядра. Целый месяц четыре раза в неделю мальчики и девочки бросают тяжёлые металлические шары от пяти килограмм и больше. Пока что рекорд установил кто-то из старших классов, но даже он близко не приблизился к нормативным требованиям — 8 метров.
Раздельные раздевалки: мужская и женская, располагались друг напротив друга обособленными небольшими зданиями, причём в каждой был собственный душ и санузел. Несмотря на то, что толкание ядра — спорт для сильных, девочки так же им занимались, только для них нормативы были снижены. Учитель физкультуры считал, что независимо от пола каждый человек способен превозмочь себя.
Мотохама всегда смеялся над этими его словами, особенно когда сэнсэй злился на то, что он не выкладывался на полную из-за своего «среднего» уклада жизни. Да, Хасибе был старательным и отдавал всего себя делу, но только тому делу, которое ему интересно. Именно поэтому скучная физкультура была для Мотохамы чем-то вроде бремени.
Быстро переодевшись в зимнюю спортивную форму, ребята выбежали на стадион, где уже проводилась разминка. Они незаметно для сэнсэя пристроились за бегущими гуськом одноклассниками, но не прошло и минуты, как разминка закончилась. По свистку Шоты-сэнсэя, огромного накаченного мужчины с выпуклыми губами и глубоко посаженными глазами, учащиеся остановились.
— Мотохама, Ямадзаки, даже не запыхались. Превосходно! Может вас определить в клуб лёгкой атлетики? — Шота-сэнсэй, скорее всего, подозревал их в опоздании, и поэтому хотел подловить, но он не стал наседать, когда друзья синхронно мотнули головой в сторону и сделали вид, что смертельно устали. — Ладно-ладно, так уж и быть, но тогда сегодня вы первыми покажите класс в толкании. Ямадзаки, тащи ядро.
Тяжело вздохнув, Кадзума взглянул на друга и усталой поступью, подхватив несносное ядро, потащил его к сэнсэю.
— Живее, чего плетёшься.
Тем временем Мотохама почувствовал странное вмешательство в своё личное пространство. Резко обернувшись, он словил на себе взгляды нескольких девочек, которые дружно захихикали и спрятались, поняв, что их раскрыли.
— Тц… Вот настырные, — шёпотом выругался Хасибе.
Он отбросил мысли о девочках в сторону, не желая пропустить позор Кадзумы, который не был силён в спорте, а уж тем более в толкании ядра.
Однако, вопреки всем прогнозам, Ямадзаки взбодрился по неизвестным причинам. Сонливость пропала из его взгляда, её заменила серьёзность. Ухватившись за ядро, Кадзума отвёл плечо назад и, слегка промедлив, вытолкнул его изо всех сил.
*БАХ*
Снаряд упал в гравий, подняв облако пыли.
— 6.84 метра. Молодец, Ямадзаки, уже намного лучше. Так держать.
— Спасибо, Шота-сэнсэй.
Разминувшись с другом, Кадзума усмехнулся самому себе. Он помахал Мотохаме рукой и пожелал удачи, хоть и знал, что тот в неё не верит. Невозможно было сказать, когда изменчивый характер Хасибе-куна даст сбой и станет чем-то новым, поэтому Кадзума оставался самим собой и просто был рядом с другом. Наверное поэтому они так хорошо ладят — никто не пытается быть лучше, чем он есть.
Пропустив слова приятеля мимо ушей, Мотохама занял его место. Сэнсэй подкатил к его ногам тяжёлое чёрное ядро, которое, на первый взгляд, казалось неподъёмным и даже пугающим. Желая быстрее перестать быть объектом всеобщего внимания, Хасибе поднял снаряд и, не прилагая абсолютно никаких усилий, толкнул его в самой грубой форме, даже и не надеясь, что тот пролетит хоть пару метров.
*БАХ*
Улыбнувшись самому себе, Мотохама собирался сойти с позиции, когда до него дошли вопли Шоты-сэнсэя:
— 15.89 метров! Невероятно!!! Ты, чёртов засранец, мог бы выступать на национальном, нет, олимпийском уровне!
Сэнсэй подбежал к ученику и схватил его за плечи, тряся и крича поздравления. Он буквально пустил слюну на своего нового абсолютного чемпиона, не обращая внимания на весь остальной посредственный люд.
Для Мотохамы слова сэнсэя звучали так, будто учитель находился по другую сторону стадиона. Парень был целиком и полностью поглощён своим броском. Как так вышло, что даже не напрягая руку, он толкнул ядро почти на 16 метров? Наверное сам Шота-сэнсэй на такое не способен. Это, как минимум, не нормально…
— Сэнсэй, вы сломаете ему что-нибудь! — вклинился Кадзума, пытаясь защитить чемпиона от тренера, уже распланировавшего программу тренировок на год вперёд.
Приложив немало усилий, ему всё же удалось выдрать Хасибе из лап учителя, и они вдвоём отошли в сторону. Убедившись, что их никто не слышит, Ямадзаки с ноткой неподдельного интереса спросил:
— Как ты это сделал?
— Понятия не имею. Я даже не собирался толкать, только подбросил, но…
Виновник переполоха не мог объяснить сей инцидент, он не был уверен в том, сможет ли повторить свой результат. Может он спит? Или бредит? Да, точно, именно поэтому в голове у Хасибе звучит этот противный звук несмолкающих часов.
*ТИК ТАК ТИК ТАК ТИК ТАК…*
