Состояние Чжоу Пина было очень плохим. Рана не только опухла и воспалилась, но к тому же и загноилась. Как только Линь Чуцзю откинула покрывало, она почувствовала запах гниения.
Повязка вокруг раны была снята, Линь Чуцзю ясно видела гниющую плоть и кости у раны Чжоу Пина.
«Что вы недавно ели? Что вы трогали?» Линь Чуцзю нахмурилась, она хотела потрогать рану, но обнаружила, что не надела перчатки. Она протянула руку и отдернула ее на полпути.
«Нет, я ничего не трогал и ничего не ел», — заикаясь, проговорил Чжоу Пин.
Даже сражаясь с самыми свирепыми наездниками слонов и жестокими всадниками Северной страны, Чжоу Пин не был так робок. Но он был застенчив, когда разговаривал с Линь Чуцзю, чье лицо было холодным.
Глядя на темные и спокойные глаза Линь Чуцзю, Чжоу Пин чувствовал, что ему не скрыться и Линь Чуцзю видит все его мысли.
«Вы в самом деле ничего не ели? И ничего не трогали?» Линь Чуцзю нахмурилась, в ее глазах мелькнуло замешательство.
Хотя она еще не коснулась раны, она с первого взгляда поняла, что это была травматическая инфекция. К тому же она осматривала его рану два дня назад. Он хорошо поправлялся. Но теперь у него была травматическая инфекция. Если дело было не в том, что он съел что-то не то или коснулся чего-то, что нельзя было трогать — что же это могло быть?
«Я… я…» — снова стал заикаться Чжоу Пин, но как только он проговорил слово «я», его перебил солдат, который вошел с аптечкой: «Ванфэй, ваша аптечка».
«Поставьте ее на стол». Линь Чуцзю подошла и открыла аптечку, затем надела свою рабочую одежду, маску и перчатки. Затем она взяла хирургический набор и подошла к постели Чжоу Пина.
«Дайте мне взглянуть на вашу рану». Линь Чуцзю сделала знак всем отойти. Затем она наклонилась и ткнула рану Чжоу Пина пинцетом. Лицо Линь Чуцзю скривилось: «В вашей ране земля и мертвые насекомые. Вы уверены, что не трогали ничего грязного?»
Линь Чуцзю достала пинцетом мертвое насекомое и положила его на поднос: «Подумайте о том, что вы делали в эти два дня».
Если бы Чжоу Пин не трогал ничего грязного, в его ране не было бы грязи и насекомых.
«Я…» Глаза Чжоу Пина заморгали и он опустил голову. Он не решался смотреть на Линь Чуцзю.
Разумеется, он был виноват, разве Линь Чуцзю могла этого не понять?
«Если вы не скажете, как я буду вас лечить?» Линь Чузцю была раздражена, но не показывала этого.
«Я… прошлой ночью я выпил немного алкоголя. Потом, когда я возвращался в постель, я упал и ударился раной». На этот раз Чжоу Пин не заикался, но его голос был тихим, как у комара. Кроме Линь Чуцзю, которая стояла рядом с ним, никто не слышал его слов.
«Напился и упал?» — Линь Чуцзю фыркнула. — «Вам и впрямь… не дорога жизнь. Вы правда думали, что, если вашу ногу перевязать, вы сразу вернетесь в норму?» Меньше пяти дней после операции, а он пил алкоголь и упал так, что рана открылась — разве он не ищет смерти?
Тон Линь Чузцю не изменился, но любой знающий человек мог услышать, что Линь Чуцзю недовольна. Люди, стоявшие позади, отошли один на другим или сжались в уголке. Даже императорский доктор Чжу тихо стоял в стороне, боясь, что его выбранят.
Он был врачом. Поэтому он, конечно же, знал, как серьезна была рана Чжоу Пина. Но в такое время он вышел выпить и его рана открылась. Он действительно искал смерти. Если бы он был его пациентом, он бы забил его палкой до смерти. Он что, думал, доктора — всемогущие, и ему не нужно заботиться о своем здоровье, и он может разбрасываться своей жизнью, а потом ждать, что его спасут?
Чжоу Пин побледнел, но не смел поднять голову. Он слабо попросил:
«Ванфэй, ваш недостойный слуга совершил ошибку. Я умоляю ванфэй спасти мне жизнь. Я смиренно… смиренно….» Чжоу Пин заикался и хотел объясниться, но он не мог сказать ни слова, увидев бесстрастное лицо Линь Чуцзю.
Он знал, что он был не прав, и объяснять было бессмысленно.
«Спаси вас? Да кто вы такой? Вы бездумно разбрасываетесь своей жизнью, но ожидаете, что я вас спасу? Вы знаете, скольких людей я могу спасти, пока я трачу время, спасая вас?» Линь Чуцзю ненавидела пациентов, которые не заботились о своем здоровье, а потом беспокоили докторов. Чжоу Пин, можно сказать, заглянул в дуло ружья.
Чжоу Пин побледнел еще сильнее, он слабо опустил голову и не решался ни заговорить, ни снова извиниться.
Линь Чуцзю была принцессой Сяо. Если она говорила, что не будет спасать кого-то, кто посмел бы заставить ее это сделать?
Раненые солдаты, которые находились в одном шатре с Чжоу Пином, очень сочувствовали ему, но Линь Чуцзю была не обычным доктором. Она была принцессой Сяо. Даже если они хотели просить ее, они не смели заговорить.
В итоге, Императорский доктор Чжу не мог дальше смотреть. Он шагнул вперед и потянул Линь Чузцю за рукав: «Ванфэй, учитывая, что это его первый проступок, не могли бы вы дать ему еще один шанс? Я знаю этого человека. Он очень храбр на поле боя. Он убил больше дюжины солдат Северной страны и имеет большие заслуги».
Когда люди, бывшие под началом Чжоу Пина, услышали, что Доктор Чжу заговорил, они тоже выступили вперед, чтобы вмешаться: «Ванфэй, пожалуйста, спасите нашего старшего брата. Это мы подговорили старшего брата выпить с нами. Это не его вина».
Из-за того что Линь Чуцзю успешно прогнала старшего принца Центральной империи, они обрадовались и решили выпить, чтобы отпраздновать…
«Да-да. Старший брат не хотел пить, но мы сказали, что это радостное событие, мы должны выпить и отпраздновать», — подчиненные Чжоу Пина сообщали один за другим.
Хотя Линь Чуцзю была сердита, она никто не думала о том, чтобы не спасать Чжоу Пина. Видя, что Доктор Чжу вмешался, Линь Чуцзю некоторое время молчала, а потом сказала: «Я дам ему второй шанс, но третьего не будет».
«Спасибо, ванфэй. Спасибо вам. Ванфэй добра, наши братья никогда этого не забудут». Видя, что Линь Чуцзю простила это, люди Чжоу Пина один за другим склонились до земли и обещали снова и снова, что они больше не будут подстрекать своих братьев пить, если те будут ранены.
На лице Чжоу Пина тоже было выражение благодарности. Человек, который не раз бывал забрызган кровью на поле боя и не моргнул и глазом, сразу же покраснел, когда Линь Чуцзю простила его проступок. Не обращая внимания на рану, он попытался встать с постели и преклонить колено: «Ванфэй, спасибо вам. Отныне и навеки моя жизнь ваша».
Чжоу Пин говорил нечто подобное и прежде. Линь Чуцзю не приняла это всерьез тогда, и не приняла это всерьез теперь. Она только попросила, чтобы Чжоу Пина уложили в постель и держали, чтобы он не двигался.
Непослушные пациенты должны быть наказаны. Пациентов было так много, она не могла сделать Чжоу Пину анестезию. Она могла только лечить его раны, пока он был в сознании.
Что же до того, насколько болезнен был процесс? Линь Чузцю сказала, что, если бы это было не больно, как бы иначе он усвоил урок? Если бы это было не больно, как бы другие люди усвоили урок?
Линь Чуцзю попросила кого-нибудь пододвинуть низкую табуретку и прогнала лишних людей. Императорский доктор Чжу отказался уходить и сказал, что будет помогать ей, так что она седа на низкую табуретку, чтобы промыть раны Чжоу Пина.
Линь Чуцзю счистила загнивающую плоть скальпелем, надрезала рану, выпустив кровь из ее середины. Она не оставила ни капли гниющей плоти. Она продолжала счищать ее, хотя это и было больно. Ему приходилось терпеть.
Перетерпи это, и все будет хорошо!
