Итак, они снова оказались в зале квартиры Харуюки, на двадцать третьем этаже здания. Время: 19 часов 40 минут.
Сегодня, 20 июня 2047 года ровно в 7 часов вечера началась «операция по спасению из Имперского Замка», и с момента её начала не прошло и часа. Но с точки зрения Харуюки за это время успело произойти столько всего, что хватило бы на несколько дней.
Они сбежали из Замка и сошлись в яростной битве с Судзаку.
Он отправился на поиски Аш Роллера и нашёл его. Затем призвал Броню и устроил бойню.
Далее он повстречался с двумя аватарами из Грейт Волла. Сразился с ними…
Харуюки тихонько сидел в уголке дивана, прокручивая в голове сегодняшние события, но вдруг перед глазами появилась чашка кофе и послышалось: «На».
— С-спасибо… — поблагодарил он Тиюри за кофе и поднёс кружку горячего напитка к губам.
Он попробовал отпить, и тут…
— А-а-а-а, горячо!
Его язык обожгло так, словно какой-то аватар применил против него магматическую атаку, и Харуюки вскрикнул. Но Тиюри уселась напротив него и с совершенно невинным видом продолжила пить свой кофе, произнеся лишь краткое:
— Ой. Извини, заигралась.
Похоже, что всем остальным достался кофе нормальной температуры, а вот кружку Харуюки она предварительно засунула в микроволновку. Но этот достаточно злобный розыгрыш вызвал лишь смущённую усмешку Такуму. Черноснежка, Фуко и даже Утай не отреагировали на сцену никак, даже не оторвавшись от своих чашек.
Но они вели себя так не потому, что Харуюки запер их дома и сбежал, и уж тем более не потому, что он призвал Броню Бедствия.
Причиной тому был седьмой человек в этой комнате, девушка, сидевшая слева от Харуюки и боязливо державшаяся за его футболку, готовая в любой момент заплакать. Она вообще не отпускала его футболку ни на секунду — ни когда Фуко стаскивала её с Харуюки, ни когда ехала в лифте на двадцать третий этаж, ни когда усаживалась на диван.
Если бы эта девушка была Красной Королевой Кодзуки Юнико, Черноснежка моментально бы прокричала что-то в духе «Да как ты смеешь, немедленно отпусти!» и, пожалуй, перешла бы после этого к рукоприкладству. Но поскольку в этот раз возле Харуюки сидела трусливая на вид девочка, то и дело шмыгающая носом, даже Чёрная Королева не могла перейти к решительным действиям.
Повисла напряжённая тишина, разбавляемая лишь тем, как Харуюки отчаянно обдувал свою кружку.
Наконец, Тиюри поставила свою чашку на стол, приложила пальцы к вискам и, начав массировать их, медленно протянула:
— Та-а-а-а-ак… я всё ещё не понимаю… вернее, не могу понять происходящего… — подняв голову, она посмотрела чуть левее Харуюки, точно на ту девочку, что сидела возле него. — Ты… действительно Аш Роллер? Тот самый? Который постоянно хохочет, кричит «я мега-кру-у-ут» и ездит на мотоцикле с ракетами? Тот самый Аш Роллер?
Чем дальше Тиюри говорила, тем сильнее она акцентировала каждое слово. В ответ на её вопросы Кусакабе Рин, истинное тело Аш Роллера, послушно кивнула.
Она уже успела снять серый нейролинкер своего брата, сменив его на пастельно-зелёный, а значит, уже не должна помнить своей битвы с Харуюки. Но она всё равно прекрасно понимала, кем была в Ускоренном Мире и как вела себя там (или, по крайней мере, как вёл себя её брат), поэтому в её глазах вновь появились слёзы, и она принялась тонким голосом извиняться:
— А-а… я прошу… прощения за то, что так много грубила вам в том ми-ре.
— Д-да ладно тебе извиняться… я во время дуэлей сама чего только не говорю…
Харуюки и Такуму тут же закивали, за что немедленно получили от Тиюри испепеляющий взгляд, заставивший их застыть на месте.
— Просто… как бы это сказать, я впервые вижу, чтобы между кем-то здесь и там была настолько огромная разница. Я вообще не знала, что девушке может достаться аватар мужского пола…
После этих слов Харуюки быстро переглянулся с сидевшей справа от него на отдельном диванчике Фуко.
Тиюри никто не рассказывал о том, что именно случилось с Рин. Про неё, про её брата, про два нейролинкера и так далее знала лишь она сама, Харуюки и её «родитель» Фуко. Во взгляде Фуко однозначно читалось «однажды мы обо всём расскажем им, но не сейчас», и поэтому Харуюки сказал:
— Ну ведь бёрст линкеров больше тысячи. Естественно, периодически среди них попадаются всяческие исключения.
В ответ он получил от Тиюри ещё один недовольный взгляд, который она быстро отвела и произнесла:
— Вот уж действительно. Глядишь, так мы дойдём и до людей, нерешительных и робких в реальном мире, которые в Ускоренном становятся уверенными и громят врагов одного за другим!
— А.
Словесная атака застала Харуюки врасплох, заставив его вжать голову в плечи. Кофе его успел остыть до приемлемой температуры, и он потянулся к нему, начав раздумывать. Его план побега с последующим уничтожением своего аватара провалился. То, что его успели поймать, следовало просто признать и, как минимум, извиниться за случившееся. И сейчас было самое время для этого.
Харуюки поставил кружку кофе на стеклянный стол, глубоко вдохнул, выпрямился и обвёл всех легионеров Нега Небьюласа взглядом — Черноснежку, что сидела левее всех, Тиюри и Такуму напротив него, разместившуюся правее всех Фуко и сидящую точно справа от него Утай. Затем он низко склонил голову и сказал:
— Я… хочу принести глубокие извинения за то, что произошло. Я понимаю, что вы не простите меня, как бы я ни извинялся, но…
— Харуюки, ты уверен, что понимаешь, почему именно мы… почему именно я злюсь на тебя? — прозвучал хладнокровный голос молчавшей всё это время Черноснежки.
Королева, управлявшая Легионом, сцепила вместе пальцы рук, лежавших на коленях, устремила взгляд своих чёрных глаз на Харуюки и добавила:
— Вовсе не за то, что ты призвал Броню Бедствия и выпустил на свободу запечатанного Хром Дизастера. Все мы понимаем, что ты не мог не попытаться спасти столь дорогого тебе друга. Но… ты не послушал наших слов, отмахнулся от наших рук и попытался наказать себя за это сам. Если… если бы твой план удался, и ты бы сгинул вместе с Бронёй где-то на задворках неограниченного поля…
На мгновение голос Черноснежки дрогнул, а Харуюки ощутил в глубине своей груди комок эмоций, заставивший его рефлекторно сжать правой рукой ткань своей футболки.
Черноснежка медленно моргнула. Когда она разомкнула веки, её глаза заблестели чуть ярче. Она продолжала смотреть ими на Харуюки и тихо говорить:
— Ты… действительно думал, что мы смогли бы продолжить сражаться без тебя? Ты никогда не бросал никого из нас: ни Тиюри, попавшую в плен Даск Тейкера, ни Такуму, заражённого ISS комплектом, ни Фуко, едва не отбросившую свою мечту о небесах, ни Утай, запечатанную на алтаре Судзаку… ни меня, два года скрывавшуюся на дне локальной сети. Ты действительно думаешь, что мы после всего этого сможем забыть о тебе и жить дальше?!
Её голос становился всё громче, а к концу превратился в клинок, пронзающий сердце Харуюки. Но боль этой раны, начавшая наполнять его грудь, была похожа не на холодный порез, а на сладкий, невыносимо тёплый зуд.
Харуюки прикусил губу, низко склонил голову, но всё же подавил в себе желание припасть к мягкости этого наказания.
— Прос… ти… — вновь извинился он дрожащим голосом и тут же продолжил, — Но… но… но ведь и Элементы Старого Нега Небьюласа, и ты, Черноснежка, однажды… два с половиной года назад… пытались защитить ваш Легион, пожертвовав собой. Вы сами заперли себя на алтарях Четырёх Богов, чтобы дать сбежать остальным легионерам, не так ли?.. И я подумал… что теперь это время… пришло и для меня. Если вы останетесь со мной, вас всех объявят преступниками… и я хочу избежать этого любой ценой.
— Что ты несёшь, Хару?! Не ты ли вчера говорил мне о том, что чем страдать в одиночестве, лучше попросить руки помощи у своих друзей… — начал восклицать Такуму, но Тиюри резко одёрнула его левой рукой.
Подруга детства, совсем недавно пытавшаяся испепелить его взглядом, теперь смотрела на Харуюки нежно, словно подталкивая в спину и подбадривая. Он вновь принялся говорить:
— Прости, Таку… когда я только что сражался с Ашем… то есть, с Кусакабе, в кабельной дуэли, я тоже вспоминал об этом… — он вновь перевёл взгляд на Черноснежку. — Но затем, в конце боя, Аш сказал мне, что если я собираюсь пойти на неограниченное поле, дойти до каких-то безлюдных земель и исчезнуть там, то он пойдёт вместе со мной. И тогда я… осознал кое-что. Когда кто-то теряет все очки в Ускоренном Мире и лишается программы, воспоминания об Ускоренном Мире теряет лишь этот человек… другими словами, э-э…
Харуюки изо всех сил пытался сформулировать важную истину, которую успел осознать, но словарный запас подошёл к концу, и он так и застыл с разинутым ртом.
Но тут с правой стороны послышался мягкий, нежный голос, перехвативший фразу Харуюки. Говорила Фуко.
— Другими словами, «смерть бёрст линкера» не затрагивает его самого. Дело в том, что он даже не будет помнить того, что был бёрст линкером, что встречался с кем-то в Ускоренном Мире, что о чём-то думал и к чему-то стремился. Умирает… тот человек, который жил в сердцах тех, кто знал его или её. Его друзья, товарищи и возлюбленные будут вынуждены жить с этой «смертью» в своих сердцах под ускоренным почти до бесконечности временем…
— Да… — Харуюки медленно кивнул и вновь перехватил речь, — Именно так. И тогда я понял… что в Ускоренном Мире вообще нет возможности «прекратить своё существование». Я мог бы потерять все очки в укромном уголке, сражаясь против Энеми… но в этот миг на самом деле я умру лишь внутри дорогих мне людей… и моя смерть оставит в них рану, шрам, который никогда не заживёт…
Харуюки всё ещё ощущал на себе строгий взгляд Черноснежки. Но если речь свою он начал, глядя на неё лишь украдкой, то теперь он уверенно смотрел ей в глаза и изливал свои самые сокровенные чувства:
— И поэтому… я уже не считаю, что моя собственная смерть… действительно что-либо решит. Я понял, что вас это ранит так же, как и моё окончательное превращение в Дизастера, после которого я начну истреблять вас. Но… но всё же… — он крепко сжал кулаки и упёр их в колени. — Наверное… нет, я на 99% уверен, что пробудившуюся во мне Броню Бедствия уже невозможно уничтожить к воскресенью, к Конференции Семи Королей. Когда я сражался вместе с ней на неограниченном поле, я понял, что Броня уже окончательно слилась с Сильвер Кроу в единое целое… и не только. Я… возможно, Броня уже начала действовать и на моё сознание. Поэтому… я…
Он начал ощущать, как в глазах сидящих около него людей появляется изумление. И тогда Харуюки рассказал им, что именно ощутил незадолго до того, как его отключили от поля, когда он уже решил бесцельно бродить на пару со «зверем».
— Я… уже не хочу убивать его с помощью какого-то внешнего вмешательства. Я уже начал думать, что если он должен сгинуть… то я хочу исчезнуть вместе с ним.
Харуюки вновь свесил голову и прикусил губу.
Но тут Синомия Утай, сидевшая справа от него вплотную, вдруг задала в чате мягко сформулированный вопрос:
«UI> Арита-сан. Когда ты произносишь слово «он», ты подразумеваешь под ним Броню как объект? Или же что-то, кого-то ещё?..»
— Дело в том…
На мгновение Харуюки засомневался, но затем всё же решился.
Он рассказал им о том, что в Броне Бедствия живут два сознания. Внутри её изначальной формы, Судьбы, живёт таинственная девушка-аватар в броне шафранового цвета. Внутри же Бедствия, внутри брони искажённой судьбы, живёт инстинкт битвы — «зверь».
— Девушку видела и Тию, и она может подтвердить, что она мне не привиделась во сне, — сказал Харуюки, и Тиюри тут же кивнула.
— Ага… когда мы с Хару и Таккуном отправились в мир центрального сервера Брейн Бёрста… не знаю, можно ли это назвать сном… но я могу подтвердить, что та девочка нам однозначно не приснилась. Она знала многие вещи, о которых мы с Хару не имели никакого понятия, и рассказала о них нам.
— Хм-м… сознание бёрст линкера, живущее в объекте… или же объект, обретающий своего рода разум. С учётом того, что Броня умеет влиять на сознание того, кто её носит, звучит весьма правдоподобно… — задумчиво прошептала Черноснежка, а затем вновь устремила на Харуюки серьёзный, пронзительный взгляд. — Харуюки. Так кого из них ты не хочешь убивать? Неизвестного аватара женского пола, помогшего тебе и направившего тебя… или же того зверя, что гонит тебя в бой?
— Обоих… хотя, наверное… зверя я не хочу убивать ещё больше, — прошептал Харуюки, опуская взгляд. — Та девушка желает полного уничтожения Брони, она хочет, чтобы цикл Бедствия, продолжающийся в Ускоренном Мире такое долгое время, наконец, прекратился. Она ни капли не жалеет о том, что, когда это случится, она погибнет вместе с броней. Что же до зверя… он желает уничтожить всех бёрст линкеров, кроме себя. Конечно же, я считаю, что это немыслимо. Но… если посмотреть на его желание через призму нашего разговора о «смерти бёрст линкера»… выходит, что каждая смерть, каждое изгнание из Ускоренного Мира будет отпечатываться в его собственном сознании. Если он действительно останется последним бёрст линкером Ускоренного Мира… смерть и гибель тысячи бёрст линкеров лягут на него. Другими словами… исчезнувшие бёрст линкеры останутся жить в его воспоминаниях. Но если так, то зачем… для чего он…
На сжатые кулаки одна за одной упали две капли. Как только он понял, что это были его собственные слезы, Харуюки тут же попытался вытереть свои глаза правой рукой.
Но за две секунды до этого с места сорвалась Черноснежка. Ещё раньше потянулась к коробке с салфетками Тиюри. Ещё за мгновение до неё в карман за платком полезла Утай, но по скорости реакции всех их обошла сидевшая слева от Харуюки девушка, всё это время лишь шмыгавшая носом. Кусакабе Рин потянулась рукавом вязаной рубашки цвета слоновой кости к щеке Харуюки, вытерев слезу, а затем тонким голосом сказала:
— Одиночество… невыносимая вещь. Никто… не должен умирать в одиночес-тве.
— А-а… ага, э-э…
Естественно, эти слова заставили Харуюки застыть на месте, но одновременно с ним замерли Черноснежка, Тиюри и Утай. В комнате послышался мягкий голос Фуко:
— Рин?
Её голос заставил Кусакабе Рин немедленно отпрянуть, но при этом она вновь ухватилась за футболку Харуюки, словно это было для неё отчего-то важно.
Черноснежка, до сих пор не до конца оправившаяся от случившегося, вернулась на своё место, кратко прокашлялась и продолжила:
— Харуюки… ты говоришь, что на твои чувства могло повлиять психическое вмешательство Брони Бедствия… но я так не думаю. Потому что твои слова… это слова именно того Ариты Харуюки, которого я знаю…
Тиюри, Утай, Такуму и Фуко дружно кивнули.
— И именно поэтому я не верю в то, что шансов на очищение тебя от Брони уже нет. Харуюки… дай мне… дай нам шанс попробовать сделать это.
«Очищение».
Скорее всего, под этим словом они понимали особую способность Пылающей Жрицы Ардор Мейден, Синомии Утай, с помощью которой она попытается испепелить Броню Бедствия вместе со «зверем».
Никаких сомнений в силе её Инкарнации у Харуюки уже не осталось, ведь он видел, как она похоронила охранявшего дворец Имперского Замка рыцаря в огромном озере лавы. Вполне возможно, она сможет очистить Броню Бедствия своим огнём даже после того, как та полностью сольётся с Сильвер Кроу. В конце концов, они именно для того потратили столько усилий и спасли Ардор Мейден от Судзаку, чтобы попытаться провести это очищение.
Но Харуюки уже не был уверен, что это единственное правильное решение.
Он всё ещё не мог вспомнить всех подробностей, но знал, что давным-давно, на заре Ускоренного Мира, случилось чудовищно трагичное событие, в котором были замешаны та самая шафрановая девушка, похожий на Харуюки металлический аватар и чёрный пластинчатый аватар, представившийся Блэк Вайсом, вице-президентом Общества Исследования Ускорения. В результате этого события металлический аватар впал в такое глубокое отчаяние, что соединил воедино Артефакт «THE DESTINY» и клинок «STAR CASTER», создав этим самым Броню Бедствия, «THE DISASTER».
«Зверь» был своего рода разумом Брони, и он всегда болезненно реагировал на любые воспоминания о том событии. Однажды ему даже удалось вызвать этим Оверфлоу в реальном мире, переполнив Харуюки негативными эмоциями. Это доказывало, что именно то событие является корнем всех тех бедствий, которые впоследствии обрушивались на Ускоренный Мир. Харуюки не знал, действительно ли он мог уничтожить Броню и зверя, не узнав… не вспомнив того, что именно тогда произошло.
Конечно, попытка вспомнить неизвестное ему прошлое, попытка проникнуть глубоко в воспоминания Брони встретит с её стороны отпор настолько ожесточённый, что все прошлые вмешательства покажутся мелочью. Броня перейдёт от «слияния» к «овладеванию»… другими словами, Харуюки как человек может полностью исчезнуть. Возможно, все эти сомнения уже сами по себе являются доказательством того, что Броня начала влиять на его разум…
Харуюки продолжал сидеть с опущенной головой и прикусив губу. На его правую руку мягко легла протянувшаяся маленькая левая ручка. Вместе с этим в чате полились розовые буквы, набираемые правой рукой:
«UI> Арита-сан. Настоящая сила очищения, которой я владею, не имеет ничего общего с той разрушительной Инкарнацией четвёртого квадранта, что ты видел в Замке.»
— Э?.. То есть… — спросил он её вслух.
Синомия Утай мягко улыбнулась и ответила:
«UI> Этот процесс не включает в себя ни единой атаки. Он не уничтожает ни дуэльного аватара, ни Усиливающее Снаряжение, ни Энеми… ничего. Мой огонь уничтожает, так сказать, «узы». Он выборочно уничтожает всё, что связывает паразита с тем, на ком он живёт. Он лишь отделяет паразитирующий объект.
— Отделяет… не уничтожая, — повторил попугаем Харуюки, но затем тут же покачал головой. — Но… если так, то даже в случае успеха Броня Бедствия лишь запечатается в карте… ведь так? Кому бы мы ни вручили карту… в какой магазин бы ни продали, даже если бы мы решили утопить её в океане… уверен, она вновь найдёт себе очередного хозяина. Черноснежка… карты ведь…
С этими словами он посмотрел на Черноснежку, и та кивнула в ответ на незаданный вопрос.
— Да… все без исключения карты неуязвимы. Самый надёжный способ уничтожить карту, который мне известен — скормить её какому-нибудь Легендарному Энеми… и даже этот способ нельзя назвать таким уж надёжным…
В комнате, освещаемой тусклым оранжевым светом, повисла тяжёлая тишина.
Через какое-то время её нарушил тихий звук — сработало установленное точно на восемь часов напоминание.
До возвращения матери Харуюки ещё оставалось время, но остальным членам Легиона, особенно Утай, уже пора было собираться домой. Пусть даже на их Легион обрушились тяжелейшие вопросы, это не отменяло того факта, что в реальности все они были лишь школьниками, связанными по рукам и ногам всяческими ограничениями.
Конечно, они могли прямо сейчас погрузиться на неограниченное нейтральное поле и продолжить разговор там, и даже воспользоваться этим случаем, чтобы попробовать «очищение» Ардор Мейден. Но и здесь всё было не так просто. В прошлый раз Харуюки покинул поле аварийным способом — из его шеи выдернули кабель — и поэтому следующее погружение отправило бы его не к дому, а на крышу далёкой башни Роппонги Хилз. Конечно, он оказался бы совсем рядом с порталом, через который мог бы вернуться обратно, но кто знает, что могло случиться, если бы Броня начала воздействовать на него сразу после погружения…
Главный офицер их Легиона, Фуко, судя по всему, решила так же, и потому тихо сказала:
— Пожалуй… продолжим завтра. Нам ещё нужно безопасно сбросить местоположение Ворон-сана…
Незадолго до того, как попытался сбежать, Харуюки уже успел рассказать им, что на момент отключения находился на вершине Роппонги Хиллз. На самом деле он опустил множество важных подробностей, но его голова сейчас была слишком перегружена, чтобы он мог спокойно вспомнить случившееся. На вершине башни ему повстречались двое — Зелёный Король Грин Гранде и третий офицер Зелёного Легиона (третий из «Шести Бастионов») Айрон Паунд. Харуюки понимал, что ему нужно тщательно прокрутить в голове их разговор и освежить память, что потребовало бы немало времени.
Черноснежка услышала слова Фуко, обвела собравшихся взглядом, а затем достойным командира легиона голосом произнесла:
— Сегодняшний день ознаменовался важным шагом для нас, для Нега Небьюласа. Сегодня нам удалось спасти одного из бывших Элементов, Ардор Мейден, из заточения на алтаре Четырёх Богов, что считалось невозможным. Вслед за этим возникли непредвиденные обстоятельства… — с этими словами она вновь окинула взглядом цеплявшуюся за футболку Харуюки Кусакабе Рин, после чего прокашлялась и продолжила, — Все мы прекрасно понимаем, что усилия Сильвер Кроу внесли значительный вклад в успех сегодняшней операции. Поэтому, Харуюки, теперь наш черёд постараться ради тебя. Мы понимаем твои сомнения и твой страх… но, прошу тебя, дай нам хоть один шанс.
Черноснежка повторила произнесённые ей недавно слова с совершенной искренностью в своём взгляде. Вслед за ней сдвинулась маленькая фигура в белом платье справа от Харуюки. Синомия Утай кивнула головой, качнув при этом хвостиком на голове, а затем уверенно взмахнула в воздухе пальцами.
«UI> Арита-сан. Ты нужен нам. То, что я смогла вернуться в Нега Небьюлас после двух с половиной лет, проведённых в бесконечном истреблении — целиком и полностью твоя заслуга. И я сейчас сижу здесь именно потому, что хочу разрубить те узы, что связывают тебя с Бедствием. Прошу тебя, дай мне шанс исполнить то, что я должна.»
Закончив печатать, она крепко прижала свои маленькие ручки к груди. Фуко, Тиюри и Такуму одновременно кивнули. Кусакабе Рин слегка дёрнула Харуюки за футболку.
На мгновение Харуюки вздрогнул от бушевавшего внутри него конфликта.
Попытка «очищения» означала, что ему придётся вновь погрузится на неограниченное нейтральное поле вместе со своими друзьями. В худшем случае, это могло привести к тому, что Броня внезапно захватит его разум, и он без лишних слов нападёт на них. Конечно, даже будучи Хром Дизастером, он не сможет одолеть Чёрную Королеву Блэк Лотос вместе с её Нега Небьюласом, но в таком случае Черноснежке придётся обезвредить Харуюки… и возможно, что и изгнать его из этого мира Ударом Возмездия.
«Что угодно, только не это», — мысленно прошептал он.
Но когда он поднял голову, он посмотрел сначала на Утай, затем на Черноснежку, и кратко кивнул.
— Я… понимаю. Прошу вас, Синомия, семпай… и все остальные. Закончите цикл Бедствия, который не смог остановить я…
«Хару, ты точно нормально переночуешь в одиночестве? Может, лучше останешься у меня или Таку?» — за то время, пока Харуюки провожал Тиюри до выхода из квартиры, она успела задать этот вопрос, по меньшей мере, раз пять. Естественно, Харуюки каждый раз уверял её, что будет в порядке.
Кусакабе Рин так крепко держалась за футболку Харуюки, что Фуко пришлось оттаскивать её за шиворот. Вновь надев свои туфли, она обернулась и сказала:
— А-а… суши были очень вкус-ные.
— А, ну… за это можешь благодарить Тию… то есть Курасиму Тиюри, вон она стоит. Эти роллы приготовила её мама, — ответил Харуюки.
Рин вновь повернулась, в этот раз к уже вышедшей в коридор Тиюри, и поклонилась.
— Большое спа-сибо.
— Пожалуйста… хотя это, конечно, не я должна говорить… — немного неловко ответила ей Тиюри.
Такуму рядом с ней выглядел чуть более задумчивым, чем обычно. Конечно, когда они притащили Рин в квартиру с подземной парковки, та представилась, но после этого почти не разговаривала, и Харуюки понимал, что им всё ещё тяжело было поверить в то, что она — Аш Роллер.
Но, в то же время, то, как Фуко таскала её за шиворот кардигана, однозначно выдавало, что она её «учитель». Завтра, в семь часов вечера, планировался очередной сбор в квартире Харуюки — стартовала «операция по очищению от Брони Бедствия». По плану к ним должна прийти и Рин, и уж завтра её, быть может, удалось бы разговорить. Но… всё это лишь при условии, что операция пройдёт успешно.
Фуко и Рин вышли в коридор, за ними проследовала Утай, а затем и Черноснежка надела уличную обувь.
Она сделала шаг, а затем развернулась и обменялась с Харуюки взглядами. Её губы отчётливо дрогнули, затем слегка приоткрылись, после чего вновь закрылись.
После краткой паузы его любимая Королева слегка улыбнулась.
— Прости, что мы постоянно используем твой дом как базу нашего Легиона. Надеюсь, ты не против того, что мы воспользуемся твоей гостеприимностью и завтра.
— Конечно, никаких проблем. Но разве тебе и учителю не сложно возвращаться отсюда домой?..
— Ха-ха, сегодня нас снова развозит Фуко, так что всё в порядке. Хорошо иметь взрослого друга.
Стоявшая позади неё Фуко приняла странный вид, а остальные члены Легиона кратко усмехнулись. Черноснежка отступила на два шага назад, выйдя в коридор.
— Ну что, до завтра, Харуюки.
— Ага, до завтра.
Закрылась дверь, скрыв от него лица друзей. Послышался звук запирающегося замка, отделившего дом от внешнего пространства.
Харуюки постоял на месте, пока звуки шагов не стихли, а затем поплёлся обратно в зал.
Тарелку из-под суши Тиюри забрала с собой, так что ему оставалось вымыть лишь кружки и чашки, затем убрать их в оборудованный функцией просушки шкаф, протереть столы и включить робот-пылесос.
Вернувшись в свою комнату, он открыл учебное приложение и сфокусировался на домашней работе по математике и английскому. Закончив, он посмотрел на часы. Начинался десятый час.
Мать до сих пор не вернулась. По опыту Харуюки, если в такой час она ещё не была дома, то объявится уже ближе к полуночи. Открыв окно домашнего сервера, Харуюки зашёл на доску объявлений и, немного подумав, написал краткое сообщение:
«Нам задали групповой проект, буду ночевать дома у Такуму. Вернусь завтра утром.»
Естественно, это была ложь. Причём наврал он как своей матери, так и своему другу. Хотя… пожалуй, этой ложью он предал вообще всех членов своего Легиона. Он вписал имя Такуму просто потому, что если его мать захочет убедиться в правдивости сообщения, то он из солидарности подтвердит написанное.
Харуюки подтвердил создание объявления непослушным пальцем, затем закрыл окна виртуального интерфейса и поднялся. Переодевшись в просторные камуфляжные штаны, футболку и кепку, он прошёл ко входной двери, надел кроссовки и вышел за порог.
В коридоре между квартирами за час успело заметно потемнеть. Казалось, он стал ещё тише, чем раньше.
Естественно, в этом освещаемом светодиодными трубками пространстве уже не осталось никаких следов его друзей, отправившихся по домам этой же дорогой. Но Харуюки всё равно глубоко вдохнул, словно пытаясь ощутить вкус того же воздуха, что вдыхали они, а затем шагнул наружу. Позади него захлопнулась дверь, послышался щелчок замка и раздался негромкий электронный звук — поскольку квартира опустела, сервер автоматически повысил уровень безопасности.
Харуюки вновь собирался выйти из дома, но теперь он собирался сделать это немного по другой причине. В прошлый раз он выбежал, потому что собирался залезть на неограниченное нейтральное поле, забраться в его дальний уголок и лишить себя очков в битвах против Энеми.
Но когда он добрался до первого этажа, дорогу ему перегородила своим телом «ребёнок» Фуко, Кусакабе Рин. После этой встречи он вступил в дуэль с Аш Роллером, назвавшим себя её братом, и разговор с ним заставил Харуюки передумать. Смерть в одиночестве не была окончательным решением. И Харуюки не мог пойти по этому пути, хотя бы ради Такуму, которого Харуюки прошлой ночью вытащил из такого же состояния своими словами.
«Пожалуй, я, как и Такуму… доверюсь своим друзьям», — твёрдо решил для себя Харуюки. Именно поэтому он выходил из дома в столь поздний час уже не для того, чтобы умереть в одиночестве на неограниченном поле. Более того, если бы он собирался это сделать, ему даже не нужно было бы выходить из дома — квартира его сейчас безлюдна, и он мог бы просто произнести «анлимитед бёрст», лёжа на кровати.
Харуюки собирался выдвинуться на запад от Сугинами… нет, на запад от мегаполисной части Токио, в прилегающий Мусасино. Естественно, это место тоже было полностью оборудовано социальными камерами и являлось полноправной частью Ускоренного Мира, но поскольку бёрст линкеры в большинстве своём жили именно в мегаполисе Токио, эта зона была безлюдна.
Харуюки шёл туда, чтобы погрузиться на неограниченное поле и убедиться, что он всё ещё может управлять собой.
Худший из всех возможных исходов завтрашней «миссии», который он мог себе представить, состоял в том, что он немедленно сойдёт с ума после погружения и нападёт на своих друзей. Конечно, Черноснежка была готова даже к этому… и, возможно, она считала, что сможет обуздать Хром Дизастера, но Харуюки не разделял её оптимизма. Шестой Хром Дизастер родился с возможностью использовать способности предыдущих Хром Дизастеров, и Харуюки понимал, что видел лишь малую часть того, на что способен в этом режиме. Особенно страшной была способность «Мгновенный Скачок», доставшаяся от самого первого воплощения Брони. Она была крайне опасной, позволяя ему с лёгкостью вырваться из любых тисков, превратившись в частицы света. Что-либо противопоставить такому умению могли лишь непрямые атаки жёлтых аватаров, которых в Нега Небьюласе не было. Поэтому он боялся, что Легион не выстоит против него…
Пока Харуюки раздумывал об этом, лифт довёз его до первого этажа.
Он вышел из плавно остановившейся кабины и продолжил размышлять.
Он знал, что не должен допустить того, чтобы завтрашняя миссия началась с озверения и нападения на его друзей. Возможной трагедии можно избежать лишь одним методом — отправиться на неограниченное поле, вызвать «зверя» и, уговорами либо силой, заставить его гарантировать права Харуюки на его аватар.
И именно поэтому Харуюки не мог погрузиться из Сугинами. Если его затея провалится, и зверь полностью овладеет его сознанием, то вернувшийся в реальный мир Харуюки тут же попытается напасть на бёрст линкеров родного Сугинами. По этой же причине он не мог пойти в прилегающие районы Нерима, Накано, Синдзюку и Сибуя. Но если он будет в Мусасино, то даже после потери контроля ему не на кого будет напасть. Чтобы вызвать кого-то на дуэль после возвращения в реальный мир, ему придётся прокатиться на поезде. Харуюки рассчитывал, что времени поездки хватит для того, чтобы остыть.
А ещё именно поэтому Харуюки решил, что должен сделать это в одиночку.
В десятом часу какие-либо признаки жизни в жилом комплексе подавал лишь супермаркет. Харуюки быстро миновал его и прошёл по красной кирпичной дороге во двор. Тут повсюду были расставлены клумбы и скамейки, которые по вечерам оккупировали парочки. В десять часов закрывался главный вход в жилой комплекс, и после этого через него могли проходить лишь его жители. Но молодёжь засиживалась до последнего момента, прижимаясь друг к другу на лавочках.
У Харуюки это зрелище не вызвало ровным счётом никаких чувств. Вечером он обычно пользовался северным выходом из жилого комплекса, открывавшимся лишь жильцам, но поскольку в этот раз ему нужна станция Коэндзи, ближе было идти на юг, к главному входу. Поэтому он опустил козырёк кепки пониже, вжал плечи и быстрым шагом начал пересекать двор…
Как вдруг.
— Может, присядешь? — послышался вдруг голос со скамейки неподалёку.
Харуюки рефлекторно вздрогнул и замер на месте. Он застыл так резко, что не мог даже перевести взгляд.
Тон был по-мужски грубоватым, но голос однозначно принадлежал девушке. Он был мягким, шелковистым и чистым, словно талая вода, но в то же время звучал пронзительно, словно остро заточенный клинок. Этот голос Харуюки не спутал бы ни с чем.
Медленно, словно сломанная марионетка, Харуюки начал поворачивать голову вправо.
На деревянной скамейке сидела его Королева, с которой они расстались час назад, и с мягкой улыбкой смотрела на Харуюки. В её глазах, напоминавших ночное небо, отчётливо читалось: «Я знала, что ты так поступишь».
