Часть девятая
Лань Сичэнь спросил:
— Какое письмо?
Цзинь Гуанъяо:
— С угрозами. В письме говорилось… о моих деяниях, и о том, что через семь дней они будут обнародованы на всю Поднебесную, и либо я сам покончу с собой в качестве жеста покаяния, либо… останется только ожидать смертного часа.
Остальные всё поняли. Разумеется, Цзинь Гуанъяо не мог просто сидеть и ждать смерти, особенно если учесть, что к тому моменту он лишится доброго имени и высокого положения, будет опозорен и свергнут. Лучше уж нанести удар первым. К тому моменту, даже если автор письма действительно повсюду растрезвонит о его тёмном прошлом, осада нанесёт боевой мощи кланов заклинателей огромный урон, и у них не останется сил на препирательства с ним.
К несчастью, год выдался для него несчастливым — Вэй Усянь и Лань Ванцзи разрушили все его планы.
Лань Сичэнь:
— Даже в таком положении ты не должен был, позабыв обо всём на свете, идти на убийства! Ведь ты же…
Совершенно не оставил Лань Сичэню шанса найти оправдание для названого брата!
Цзинь Гуанъяо:
— Но что мне оставалось делать? Ждать, когда правда раскроется и разнесётся слухами по миру? Ждать, когда я стану посмешищем среди заклинателей на сотни лет вперед? А потом упасть на колени и принести извинения, подставить лицо, чтобы они могли наступить на него, умолять о прощении? Брат! Третьего не дано, либо я убью их, либо они — меня.
Лицо Лань Сичэня окрасилось гневом. Отступив на шаг, он произнёс:
— Но ведь виной всему… твои деяния, о которых говорилось в письме! Если бы ты не сотворил всего этого, разве улики попали бы кому-то в руки?
Цзинь Гуанъяо:
— Брат, послушай меня. Я не отрицаю того, что сделал…
Лань Сичэнь:
— Еще бы ты стал это отрицать! Доказательства налицо!
Цзинь Гуанъяо:
— Поэтому я и говорю, что не отрицаю! Но разве я пошел бы на убийство отца, жены, сына и брата, если бы не оказался в безвыходном положении? Неужели в твоих глазах я совершенно утратил человеческий облик?!
Выражение лица Лань Сичэня немного смягчилось.
— Хорошо. Я задам тебе несколько вопросов, можешь ответить на каждый по очереди.
Лань Ванцзи воскликнул:
— Брат!
Он вынул меч, но Лань Сичэнь, разгадав его замысел одним ударом покончить с Цзинь Гуанъяо, поспешно предостерёг:
— Не стоит беспокоиться, сейчас он ранен и обезоружен, а значит, находится в проигрышном положении. Здесь достаточно людей, чтобы не дать ему прибегнуть к уловкам.
В этот момент Вэй Усянь весьма кстати отвесил Су Шэ пинка, пресекая попытку незаметно подняться.
Лань Сичэнь:
— Приглядите за остальными, а здесь я справлюсь.
Лань Ванцзи, услышав гневный рев Су Шэ, направился в его сторону. Вэй Усянь понимал, что Лань Сичэнь, опираясь на братские чувства, всё же хранит нить смутной надежды и потому не может не дать Цзинь Гуанъяо шанса оправдать себя. Он и сам хотел послушать, какие ответы Цзинь Гуанъяо даст на некоторые вопросы, и потому приготовился краем уха слушать.
Лань Сичэнь произнёс:
— Во-первых, правда ли, что своего отца, прежнего Главу Ордена Цзинь, ты именно таким способом…
Цзинь Гуанъяо осторожно перебил:
— На этот вопрос я бы хотел ответить в последнюю очередь.
Лань Сичэнь, сокрушённо покачав головой, продолжил:
— Во-вторых, твоя… госпожа… — это слово далось ему с трудом, и он немедленно исправился: — Твоя сестра, Цинь Су. Ты действительно знал, что между вами есть кровная связь, и всё равно женился на ней?
Цзинь Гуанъяо смотрел на него немигающим взглядом, и вдруг по его щекам полились слёзы.
С болью в голосе он ответил:
— …Да.
Лань Сичэнь сделал резкий глубокий вдох, его лицо стало пепельно-серым. Цзинь Гуанъяо тихо добавил:
— Но у меня правда не было иного выхода.
Лань Сичэнь жёстко возразил:
— Разве здесь могло не быть иного выхода?! Это твой брак! Твоего отказа было недостаточно? Пускай ты бы разбил Цинь Су сердце, но всё же такой исход многим лучше, чем разрушить жизнь той, которая искренне тебя любила, почитала и никогда не относилась с презрением!
Цзинь Гуанъяо:
— Разве моя любовь к ней не была искренней?! Но у меня не было выхода! Если я сказал «не было» — значит, не было! Да! Это мой брак, но неужели ты считаешь, что я по-настоящему мог отменить его, лишь объявив, что не согласен?! Брат, твоя наивность тоже должна иметь какие-то пределы. Я приложил неимоверные усилия, чтобы Цинь Цанъе согласился выдать за меня свою дочь, с огромным трудом мне удалось окончательно удовлетворить все требования, что выдвинули и Цинь Цанъе, и Цзинь Гуаншань, а ты хочешь, чтобы я внезапно отменил свадьбу, когда торжество уже на носу? Какие доводы я должен был привести? И как впоследствии объясняться перед обоими?! Брат, ты хоть представляешь, что я почувствовал, когда, как мне казалось, всё устроилось как нельзя лучше, но тут внезапно явилась госпожа Цинь с тайным визитом, чтобы раскрыть мне правду? Удар молнии, сверзившийся с небес прямо в темя, не вселил бы в меня большего ужаса! А знаешь, почему она не отправилась к Цзинь Гуаншаню, вместо этого тайком решила обратиться ко мне? Потому что Цзинь Гуаншань взял ее силой! Мой распрекрасный отец не обошёл стороной жену своего подчинённого, который служил ему многие годы, и даже не заметил, когда у него появилась еще одна дочь! Столько лет она не решалась рассказать о случившемся своему мужу, Цинь Цанъе! Но как ты думаешь, если бы я внезапно отменил свадьбу, тем самым позволив им узнать причину, кого в конце концов объявили бы виновным в разладе между Цзинь Гуаншанем и Цинь Цанъе, кто более всего пострадал бы, не в силах достичь примирения ни с одной из сторон?!
Окружающие не впервые слышали о бессовестном поступке Цзинь Гуаншаня, и всё же слушателей прошибло ознобом от отвращения. Причём не ясно, какое чувство оказалось сильнее — отвращение или мороз по коже. Лань Сичэнь продолжил:
— Но даже если… даже если ты не мог не жениться на Цинь Су, ты ведь все равно мог избегать её. Почему ты с ней… для чего ты зачал А-Суна? Чтобы впоследствии убить сына своими руками?
Цзинь Гуанъяо схватился за голову и сбивчиво проговорил:
— …После свадьбы я ни разу не прикоснулся к А-Су. А-Сун… был зачат ещё до свадьбы. Побоявшись, что положение может перемениться к худшему, что могут возникнуть новые препятствия…
Он решил приблизить начало супружеской жизни с Цинь Су.
Если бы не это, он бы никогда не допустил кровосмешения с собственной сестрой. Только не ясно теперь, кого ему следовало ненавидеть больше — отца, который вовсе не похож на отца, или же себя за излишнюю мнительность!
Лань Сичэнь вздохнул.
— В-третьих. Не думай увиливать. Ответь мне, смерть Цзинь Цзысюаня… была умышленно подстроена тобой?
Цзинь Лин, поддерживающий Цзян Чэна под руку, услышав имя отца, мгновенно округлил глаза.
Лань Ванцзи слегка повысил голос:
— Брат, ты поверишь ему?
Выражение лица Лань Сичэня сделалось труднообъяснимым.
— Разумеется, я не поверю, что Цзинь Цзысюань случайно узнал о планирующейся засаде на тропе Цюнци, но… пусть сначала он скажет.
Цзинь Гуанъяо, понимая, что никто не поверит, если он будет упрямо отпираться, сжал зубы и ответил:
— …Цзинь Цзысюаня я тогда действительно встретил не случайно.
Цзинь Лин мгновенно сжал кулаки.
Цзинь Гуанъяо добавил:
— Но случившееся после вовсе не являлось частью моего плана. Не стоит считать меня тем, кто может обстоятельно и расчетливо продумать абсолютно все действия наперёд. Очень многие вещи я не в состоянии контролировать. Откуда мне было знать, что он непременно погибнет от рук Вэй Усяня, вместе с Цзинь Цзысюнем? Неужели я настолько прозорлив, что смог бы предугадать потерю контроля Вэй Усянем и резню, которую учинит Призрачный генерал?
Вэй Усянь резко бросил:
— Но ведь ты сказал, что встретил его не случайно! Противоречишь сам себе!
Цзинь Гуанъяо:
— Я не отрицаю, что намеренно сообщил ему о готовящемся нападении. Я лишь надеялся на многолетние противоречия между вами, чтобы, когда он узнает о вашем конфликте с его двоюродным братом, Цзинь Цзысюань также выступил против вас. Разве я мог предвидеть, что господин Вэй просто-напросто убьёт всех, кто тогда находился на тропе?
Гнев в душе Вэй Усяня, достигнув предельной отметки, обернулся смехом.
— Ты просто…
Неожиданно раздался крик Цзинь Лина:
— Почему?!
Он вскочил на ноги и с покрасневшими глазами бросился к Цзинь Гуанъяо с криком:
— Почему ты так поступил?!
Не Хуайсан поспешно задержал Цзинь Лина, который, судя по всему, собирался наброситься на Цзинь Гуанъяо с кулаками. Цзинь Гуанъяо переспросил:
— Почему?
Он повернулся к Цзинь Лину.
— А-Лин, а ты можешь мне сказать — почему? Почему я всегда встречал людей с улыбкой, но никак не мог добиться такого же отношения к себе? А твой отец, будучи безмерно высокомерным, неизбежно оказывался центром всеобщего поклонения? Мы с ним были единокровными братьями, но можешь ли ты мне объяснить, почему твой отец безмятежно проводил время дома с любимой женой и ребёнком, в то время как я не решался слишком долго оставаться со своей женой наедине, а от одного взгляда на сына у меня мороз пробегал по коже? Кроме этого, родной отец, будто так и должно быть, поручил мне совершить следующее — убить крайне опасного человека, который в любой момент мог потерять рассудок и, управляя мертвецами и призраками, учинить масштабную резню! Мы даже родились в один день, но почему же Цзинь Гуаншань, устроив в честь одного сына пышное празднество, преспокойно наблюдал, как другого пинками спустили с лестницы Башни Золотого Карпа, да так что он с самой верхней ступени катился до самой нижней?!
Он наконец выплеснул наружу ненависть, спрятанную глубоко внутри, но только не к Цзинь Цзысюаню, не к Вэй Усяню, а к собственному отцу.
Вэй Усянь:
— Не пытайся найти оправданий! Убивал бы тогда тех, к кому испытывал ненависть, зачем нужно было трогать Цзинь Цзысюаня?!
Цзинь Гуанъяо спокойно ответил:
— Как видишь, я убил всех.
Лань Сичэнь:
— И к тому же подобным способом.
В глазах Цзинь Гуанъяо блеснули слёзы. Стоя на коленях, он выпрямил спину и с лёгкой улыбкой произнёс:
— Да. Такая смерть как нельзя лучше подошла жеребцу-осеменителю, который всюду оставлял потомство. Разве нет?
Лань Сичэнь выкрикнул:
— А-Яо!
Лишь когда этот крик сорвался с языка, он вспомнил, что ранее в одностороннем порядке разорвал с Цзинь Гуанъяо близкие отношения, а значит, не должен был называть его так. Цзинь Гуанъяо же, будто ничего не заметив, невозмутимо произнёс:
— Брат, не суди меня за то, что сейчас я ругаю его последними словами. Когда-то я тоже возлагал надежды на своего отца. Я исполнял любые его приказы, будь то предательство Главы Ордена Вэнь, покровительство Сюэ Яна или истребление инакомыслящих. Не важно, насколько глупыми и вызывающими негодование они были. Но знаешь, почему я окончательно разочаровался в нём? Я прямо сейчас отвечу на твой первый вопрос. Вовсе не потому, что в его глазах я не стоил ни волоса с головы Цзинь Цзысюаня, ни пары чёрных дыр на теле Цзинь Цзысюня. Не потому, что он признал Мо Сюаньюя, и не потому, что впоследствии придумывал всяческие способы выставить меня пустым местом. А из-за его чистосердечных слов, которые он сказал одной из своих служанок, когда снова отправился провести время в кутеже и распутстве. Почему такой глава ордена, как он, который сорил деньгами, словно грязью, не стал прикладывать и капли усилий, чтобы выкупить мою мать из публичного дома? Очень просто. Он считал это излишними хлопотами. Моя мать ждала так много лет, столько раз оправдывала его передо мной, выдумала множество непомерных трудностей, с которыми он якобы столкнулся… но истинная причина заключалась всего-то в двух словах: излишние хлопоты. Он сказал так: «Более всего излишних хлопот приносят женщины мало-мальски образованные. Они всегда считают, что находятся на ступень выше других девиц, у них и запросы выше, и мыслят они нереалистично, потому и хлопот от них больше. Если я выкуплю её и заберу в Ланьлин, ещё неизвестно, с чем она привяжется ко мне в следующий раз. Так что пускай сидит на месте и не высовывается, с её данными она будет пользоваться популярностью ещё пару лет, уж как-нибудь заработает на остаток жизни».
«Сын? А, не напоминай».
Цзинь Гуанъяо мог похвастаться отличной памятью, и теперь, когда повторил всё слово в слово, остальные живо представили, как сам Цзинь Гуаншань произносит эти слова, будучи навеселе. Он усмехнулся:
— Видишь, брат? Как его сын, я удостоился лишь «А, не напоминай». Ха-ха-ха-ха…
В глазах Лань Сичэня промелькнула боль.
— Несмотря на то, что твой отец… но и ты тоже…
В конце концов, он не смог вынести вердикта и, прервавшись на полуслове, со вздохом заключил:
— Какой прок от того, что ты сейчас всё это говоришь.
Цзинь Гуанъяо, улыбаясь, развёл руками.
— Ничего не поделаешь. Я совершил все на свете ужасные поступки и всё же ожидаю, что кто-то проявит ко мне сострадание. Такой уж я человек.
На слове «человек» его запястье внезапно выгнулось. Тонкая красная струна обвилась вокруг шеи Цзинь Лина.
Слезы всё ещё блестели в уголках глаз Цзинь Гуанъяо, когда он угрожающе произнёс:
— Не двигайся!
В этот раз он застиг их врасплох. Цзян Чэн взревел:
— Вэй Усянь! Ты разве не обезоружил его?
В критический момент он всё-таки первым делом закричал на Вэй Усяня, причём фраза вырвалась тоном, точно как в их юношеские годы. Вэй Усянь закричал в ответ:
— Но я правда изъял все его струны!
Ведь не могли же заклинательские способности Цзинь Гуанъяо достичь уровня, когда можно создавать предметы из воздуха!
Лань Ванцзи, краем глаза взглянув на струну, немедленно догадался:
— Он прятал её внутри своего тела.
Остальные, проследив за его взглядом, увидели расползающееся красное марево на белых одеждах Цзинь Гуанъяо в области живота сбоку. Струна была красной от крови. Конечно, Вэй Усянь раньше не смог найти её, поскольку Цзинь Гуанъяо прятал струну не на теле, а внутри. Разговором ему удалось повлиять на эмоции Лань Сичэня, отвлечь внимание остальных и заставить взволнованного Цзинь Лина приблизиться. Когда настал момент, он воспользовался всеобщей ослабленной бдительностью, молниеносно проткнул себе живот и выудил из внутренностей струну.
Кто мог ожидать, что ради этого последнего шанса Цзинь Гуанъяо так поступит со своим телом? Моток струны, хоть и очень тонкой, а всё же — инородное металлическое тело, и наверняка ощущения от того, что он находится внутри и двигается вместе с внутренностями, не слишком приятные.
Цзян Чэн издал надрывный крик:
— А-Лин!
Вэй Усянь тоже невольно дёрнулся вперёд, но кто-то немедля его задержал. Обернувшись, он увидел Лань Ванцзи, и лишь тогда насилу сохранил хладнокровие, не позволяя эмоциям взять верх. Цзинь Гуанъяо, взяв Цзинь Лина в заложники, поднялся на ноги и произнёс:
— Не стоит так волноваться, Глава Ордена Цзян. Всё-таки А-Лин рос на моих глазах. Я повторюсь, сейчас мы мирно разойдёмся по своим дорогам, а спустя некоторое время вы сможете увидеть А-Лина живым и здоровым.
Цзян Чэн:
— А-Лин, не дёргайся! Цзинь Гуанъяо, если тебе нужен заложник, мог бы взять меня вместо него, какая тебе разница!
Цзинь Гуанъяо бесхитростно ответил:
— Уж поверьте, разница есть. Глава Ордена Цзян, вы ранены, а значит, затруднены в передвижении. Вы бы стали для меня обузой.
Вэй Усянь, ощущая, как вспотели ладони, произнёс:
— Глава Ордена Цзинь, вы ничего не забыли? Ваш преданный подчинённый всё ещё здесь.
Цзинь Гуанъяо бросил взгляд на Су Шэ, которому Лань Ванцзи угрожал Бичэнем, но тот из последних сил прохрипел:
— Глава Ордена, оставьте меня!
Цзинь Гуанъяо немедленно ответил:
— Благодарю.
Лань Сичэнь медленно произнёс:
— Глава Ордена Цзинь, вы снова солгали.
Цзинь Гуанъяо:
— Лишь в этот раз, больше такого не повторится.
Лань Сичэнь:
— В прошлый раз ты говорил то же самое. Я уже не могу отличить, какие из твоих речей правдивы.
Цзинь Гуанъяо открыл было рот, но тут с небес прозвучал невиданный доселе оглушительный удар грома, будто источник его находился прямо над ухом. Цзинь Гуанъяо от этого звука невольно содрогнулся и проглотил слова, которые собирался произнести. Следом послышался странный грохот снаружи: Бум! Бум! Бум!
Более всего к этому звуку подошла бы фраза «кто-то выбивает дверь», нежели «кто-то стучит в дверь». Не похоже, чтобы в ворота стучали рукой, скорее один человек, держа другого, бил в дверь его головой, обрушивая на ворота мощные удары. Каждый следующий удар звучал громче предыдущего, с каждым разом трещин на засове храмовых ворот становилось всё больше, и с каждой секундой всё сильнее искажалось выражение лица Цзинь Гуанъяо.
На четвёртый удар засов наконец не выдержал — раскололся на части. Сквозь разбитые ворота внутрь влетели брызги дождя, который лил плотной стеной, и чёрная как смоль тень.
Цзинь Гуанъяо вздрогнул, будто хотел увернуться, но тут же подавил в себе этот порыв. Тень, влетевшая в храм, направилась не к нему, а к Вэй Усяню и Лань Ванцзи. Они непринужденно разошлись в стороны, после чего снова непринуждённо встали рядом. Обернувшись, Вэй Усянь воскликнул:
— Вэнь Нин?
Вэнь Нин впечатался в статую Гуаньинь, вверх ногами и вниз головой. Повисев так немного, он с глухим стуком упал. Раздался его голос:
— Молодой господин…
При виде Вэнь Нина на лицах Цзян Чэна и Цзинь Лина отразилась неприязнь. Не Хуайсан же громко закричал:
— Брат!!!
Помимо Вэнь Нина, который влетел в храм, на пороге показался ещё один силуэт, высокий и крупный. Очертания его были грубыми, лицо чёрно-серым, во взгляде ни единого признака жизни.
То был не кто иной, как Чифэн-цзунь, Не Минцзюэ!
Будто железная башня, он стоял перед храмом Гуаньинь посреди грохочущего ливня и перекрывал путь наружу. На том месте, где голова была ровно приставлена к шее, виднелось множество чёрных стежков. Кто-то додумался взять нить и пришить голову к безголовому телу!
Лань Сичэнь:
— …Старший брат.
Цзинь Гуанъяо тоже сбивчиво пробормотал:
— …Старший брат…
Сразу три человека в храме назвали Не Минцзюэ братом, вот только все они сделали это по-разному. Цзинь Гуанъяо накрыло волной ужаса, от которой он весь задрожал. Ведь больше всего в этой жизни Цзинь Гуанъяо, вне всяких сомнений, страшился именно своего названого брата, который обладал взрывным характером и спуску ему не давал.
Дрожь прошла по его телу, по рукам, а затем начала дрожать и кровавая струна, которую он крепко сжимал в руке. Именно в этот момент Лань Ванцзи сделал стремительный взмах Бичэнем и нанёс рубящий удар.
В мгновение ока он оказался перед Цзинь Лином и что-то схватил. Цзинь Гуанъяо ощутил лишь, как плечо охватила лёгкость, и на миг застыл. А когда опустил взгляд, то увидел, что его правая рука исчезла.
Правая рука, которой Цзинь Гуанъяо сжимал струну, оказалась отрублена ровно по предплечье. Именно её и схватил Лань Ванцзи.
Кровь брызнула из свежей раны фонтаном, Цзинь Гуанъяо побледнел от боли, не в силах даже издать крик. Он пошатнулся, сделал несколько неловких шагов назад, но не смог устоять и повалился наземь. Зато Су Шэ разразился душераздирающим воплем. Лань Сичэнь на один короткий миг ощутил желание помочь Цзинь Гуанъяо подняться, но в итоге не решился снова притрагиваться к нему.
Лань Ванцзи разжал пальцы на отрубленной руке, струна ослабилась, и Цзинь Лин оказался освобождён из лап смертельной опасности. Цзян Чэн уж было бросился к племяннику, чтобы осмотреть, не поранился ли тот, однако Вэй Усянь его опередил. Он схватил Цзинь Лина за плечи, внимательно осмотрел и, убедившись, что кожа на шее юноши не повреждена — даже ссадины не осталось, облегчённо выдохнул.
Лань Ванцзи всегда орудовал мечом крайне аккуратно и тонко, и если бы ситуация не была столь критической, а струна не была столь опасным оружием, он не стал бы отрубать владельцу струны конечность, словно повар рубит овощи кухонным ножом. Однако руки Цзинь Гуанъяо дрожали, и если бы эта дрожь продлилась секундой дольше, или — ещё хуже, если бы он вовсе забыл, что у него в руках заложник, и бросился бы бежать, потянув за струну… Если бы Лань Ванцзи не принял мгновенное решение как можно быстрее отрубить руку, сжимающую струну, голова Цзинь Лина уже отделилась бы от тела, орошая потолок храма кровавым фонтаном!
Юноша, тело и лицо которого забрызгало кровью из раны Цзинь Гуанъяо, всё ещё не до конца осознал, что произошло. Вэй Усянь же, крепко обняв его, произнёс:
— В следующий раз держись-ка ты от опасных личностей подальше, мелкий паршивец. Ну зачем ты так близко подошёл к нему?!
Если бы сын Цзян Яньли и Цзинь Цзысюаня погиб прямо у него на глазах, Вэй Усянь не знал бы, куда ему деться.
Цзинь Лину непривычно было ощущать, что кто-то обнимает его, поэтому бледное лицо тут же вспыхнуло румянцем, и юноша с силой толкнул Вэй Усяня в грудь, вырываясь из объятий. Вэй Усянь однако прижал его ещё крепче, похлопал по плечам, а потом одним движением отпихнул в сторону Цзян Чэна со словами:
— Иди! Только больше не убегай без спроса, будь рядом с дядей!
Цзян Чэн схватил Цзинь Лина, у которого всё ещё кружилась голова, посмотрел на стоящих рядом Вэй Усяня и Лань Ванцзи и, поколебавшись мгновение, прошептал Лань Ванцзи:
— Спасибо.
Несмотря на шёпот, слова слышались весьма отчётливо.
Цзинь Лин поддержал:
— Благодарю Ханьгуан-цзюня за то, что спасли мне жизнь.
Лань Ванцзи кивнул и ничего не сказал в ответ. Капли крови, не задерживаясь на блестящем лезвии Бичэня, быстро стекли вниз, прежде чем Лань Ванцзи вновь поднял меч и направил его на стоящего на пороге храма Не Минцзюэ. Вэнь Нин медленно поднялся с земли, приделал сам себе оторванную руку и произнёс:
— Берегитесь… мощь его затаённой злобы необычайно велика.
