— О, Руи! Ты вовремя. Я подготовлю еще вот эти документы, и через три дня они будут у тебя, — небрежно сказал отец.
Увидев кипу документов перед собой, я на мгновение почувствовал подошедшее намерение убийства. Я подавил в себе это чувство и кивнул.
В конце концов, отец передавал мне документы, занимаясь которыми я мог приобрести больше практического опыта.
Хотя меня подавлял тот факт, что отец, имея более серьезное отношение к этому вопросу, мог бы подготовить их за один день.
— За возможность работы с этими документами, я прошу тебя не ходить в город и быть послушным.
— Аааа… Хорошо, хорошо!
Отец молча кивнул.
Я вышел из комнаты с таким же количеством документов, как и вошел, хотя их могло бы быть даже немного больше.
Я невольно вздохнул от тяжести, взвалившейся на мои руки.
Выйдя в коридор, я направился к своей комнате.
Внезапно я обратил внимание на виднеющуюся из окна башню.
Этот вид напомнил мне о встрече с девушкой по имени Милли.
Помогая отцу, я узнал о расправе с бандитами. Было бы здорово, если бы именно они оказались объектом ее мести.
В то же время, как следствие этих мыслей, возник вопрос — каково ее отношение к этому?
Я помню, как она сказала, что, даже несмотря на то, что она не может извлечь никакой выгоды из мести, это единственная и самая главная выбранная ею цель.
«В таком случае, что будет после того, как она отомстит?» — подумал я, вспомнив ее ответ.
Ее сосредоточенность на достижении единой цели, отказ от всего остального…
Что будет, если эта цель исчезнет?
Чем больше времени и сил она вкладывает на пути к ее достижению, тем острее будет чувство ее потери.
Эти мысли заставили меня забеспокоиться о девушке.
Ее целеустремленность казалась опасной. Направляясь к своей цели, она продолжала несмотря ни на что бежать по прямой.
Причиной ее слез разочарования являлся проигрыш другому. Улыбку же вызывало только продвижение на пути к достижению своей цели, называемой месть.
Тогда, когда необходимость мести исчезнет, что будет поводом для улыбки или слез?
Интересно, будет ли необычное чувство потери мучить ее?
Не сломает ли ее это?
Я заволновался.
Взглянув на документы, я понял, что, несмотря на свою обеспокоенность ее душевным состоянием, я не смогу пойти в башню в ближайшем будущем.
Потому что у меня тоже есть цель, к которой я стремлюсь.
После того, как пришло уведомление, я несколько раз ходил туда, но ее там не было.
Вот почему я оставил там письмо для нее.
Так как я впервые писал неофициальное письмо, я был сильно озадачен тем, что в нем написать. Но мне помогла моя хорошая память.
Было всего три строчки.
Колебался ли я в том, чтобы написать эти три строки?
Во время нашей следующей встречи, думаю, было бы хорошо, если бы она хотя бы разозлилась на меня…
Благодаря этому я бы понял, что чувство потери не раздавило ее, и она не закрыла свое сердце, не потеряла своих эмоций. Стало бы ясно, что все в порядке.
Скорее всего, было бы даже лучше, если бы она вместо скорби по исчезнувшей цели, стала необоснованно злой.
Интересно, когда я почувствовал симпатию к ее лицу? Когда я понял то, что хочу смотреть на него вечно?
Я заметил ее живые эмоции: она плакала, смеялась, злилась… Я видел, что она была чрезвычайно энергичной. Она не была похожа на обычного аристократического ребенка, едва ли выражающего какие-либо эмоции на своем лице, выдавливая мягкую улыбку.
— Я прошу прощения, Руи-сама. Ромель-сан зовет вас, — прервал мои размышления слуга.
— Отец? Понятно. Оставьте эти документы в моей комнате.
— Конечно.
Мне нужно было поторопиться, чтобы успеть разобраться в нюансах своей будущей работы.
Взбодрившись, я вернулся в комнату отца.
