Том 10. Глава 10

Лина наотрез отклонила любую связь между источником утечки информации об эксперименте по созданию миниатюрной черной дыры и гуманистами.

Тацуя также рассудил, что догадка Лины верна.

Тем не менее, как бы в насмешку им обоим, дискриминация против волшебников, вытекающая из гуманистов, стала большой волной и прокатилась по Северной Америке с востока на запад.

Лишь вопрос времени, когда эта волна поглотит весь мир.

На три месяца позже настоящего сезона, но скоро настанет «зима».

◊ ◊ ◊

Простая дипломатия, на том же уровне силовая дипломатия или дипломатия «за закрытыми дверями».

Великие альянсы, в эту эпоху образующие баланс сил, создали основу для дипломатии, делая конференции и церемонии главной дипломатической практикой, но это не значит, что силовая дипломатия и тайная дипломатия «за закрытыми дверями» исчезла. Церемонии не могут быть успешными без дополнительных договоренностей «за закрытыми дверями», а те, кто в них участвует, преобразили свой статус из украшения дипломатии в мастеров дипломатии, тайно направляющих нынешний мир.

В любой эпохе, в любой стране.

Семена заговора не были стерты из этого мира.

Сегодняшняя ночь не была исключением.

И в этой стране тоже.

— ...Ради Пита, эта группа фанатиков неисправима.

— Ха-ха-ха... такие группы легко привести в движение, но трудно взять поводья.

Двое мужчин средних лет, разделенные столом, сидели друг напротив друга, и, как и ожидалось, были одеты в костюмы, но мужчина, который угощал второго сакэ, был европейского происхождения, не азиатского.

Наверное, он уже долго пробыл в Японии, или, может быть, такой у него был вкус, или просто был образован, но он элегантно вылил прозрачную жидкость из бутылки в маленькую чашечку; в общем, он наливал в чашки для сакэ, придерживаясь при этом надлежащего этикета для питья сакэ.

— Вот смотрю на него и думаю: действительно загадка, как такое высококачественное сакэ, как оно там называется... Сэйсю... не очищено, но всё равно не имеет цвета и настолько прозрачное.

Ведя себя безупречно, он не забывал вставлять некоторую лесть о стране другого.

— Нет, что вы, его нельзя сравнить с ярко-красным запашным вином. Конечно, я хотел подготовить лишь то, что удовлетворит вашим предпочтениям.

Тот, кого похвалили, не забыл показать скромность.

У этих мужчин было кое-что общее: они никогда не показали бы то, что действительно думают.

— И правда... Оно столь вкусно, что я почти решил напиться, но так как фанатики, которых я упомянул, никогда не закончат беззаконье, я не могу позволить себе отнестись к ним легкомысленно.

— Всей моей благодарности не хватит, чтобы отблагодарить вас за особое внимание, которое вы уделили безопасности моих соотечественников во время нашего пребывания в вашей стране.

Их голоса не изменились. Легкие улыбки на лицах остались теми же. Тем не менее, если бы кто-то сел рядом, он бы сразу же догадался о витавшей вокруг странной атмосфере.

— Нет, нет, это просто любезность. Поскольку вами упомянутые фанатики не могут рассуждать здраво... например, сколько бы мы им не объясняли, они всё равно не будут слушать тот факт, что взрыв, уничтоживший Армаду Азиатского Альянса — продукт научно организованной магии, а не работа демона.

— «Они нас не послушают» — не оправдание, когда вы не можете защитить от ущерба иностранных гостей под вашей заботой... я вам сочувствую.

Двое мужчин наклонили бутылки друг к другу и одновременно выпили чашки сакэ, как если бы это и планировали.

— Вы можете посчитать это моим нытьем, но если вы дадите им по крайней мере общее представление о «Великой Бомбе», тогда, думаю, я смог бы их успокоить.

— ...Вы тоже можете посчитать это моим нытьем, но военные держат в тайне любую информацию об оружии, используемом на южной окраине Корейского полуострова. Неважно, насколько это конфиденциально, но ведь гражданский контроль — основа демократии... почему же тогда солдаты так упрямы?

В тот миг, когда их глаза встретились, полетели искры, но в следующее мгновение оба их лица были с пустыми глазами и улыбками.

◊ ◊ ◊

— Всё, как ты только что слышал, — Фудзибаяси остановила проигрывание записанного разговора и подняла голову.

— В последнее время похоже даже наши дипломаты делают всё возможное. Как и ожидалось, они по-видимому способны понять важность и редкость «Стратегического Класса».

— Что-то ещё? — Фудзибаяси склонила голову и вопросительно посмотрела на Тацую, который не решался что-то сказать, чтобы он продолжил.

— ...Кроме того, я считаю, что сюда вовлечена честь Министерства Иностранных Дел. Три года назад мы подверглись одностороннему вторжению; по всей Японии их называли «трусами», несмотря на то, что они отчаянно работали, чтобы достичь мирного решения. Но этими усилиями они заставили себя выглядеть глупо.

— Это стало результатом действий Азиатского Альянса?..

Объяснять это Фудзибаяси, как читать лекцию Будде, но оказалось, что Миюки его не поняла.

Впрочем, даже у Тацуи было достаточно здравого смысла, чтобы осознать, что это должно считаться нормальным уровнем понимания.

— Япония и USNA союзные нации, но вместе с тем в отношении Северной части Тихого океана — потенциальные соперники. Если Япония в меру ослабнет, тогда USNA получит выгоду.

Видя, как Миюки чуть кивнула в знак согласия, Тацуя продолжил:

— С другой стороны, хотя Великий Альянс большая страна, ей недостает силы тягаться с японо-американским союзом. К тому же их внутренние дела не настолько плохи, чтобы им было необходимо делать ставку такого уровня. Но почему же тогда Великий Альянс безрассудно вторгся в Йокогаму?

Тацуя остановился, чтобы дать Миюки время подумать. Он не хотел, чтобы сестра стала не более чем красивой пустоголовой «марионеткой».

— Азиатский Альянс не имеет силы, чтобы выстоять одновременно против Японии и Америки... Хотя Америка союзник Японии, Америка считает, что для них будет лучше, если Япония станет чуточку слабее, чем сейчас...

Во время этого монолога, Миюки молча кивнула, схватывая содержимое.

— Немыслимо... Азиатский Альянс и USNA тайно работают вместе?

Удовлетворенная улыбка Тацуи говорила «молодец», а Фудзибаяси, которая наблюдала за ними обоими, криво ухмыльнулась.

— Работают вместе — это уж слишком, но, думаю, чрезвычайно высока вероятность, что была некая форма пособничества.

Тацуя перевел глаза на Фудзибаяси, и её кривая улыбка исчезла с небольшим кивком согласия.

— Например, что-то вроде такого: USNA намеренно задержали приказ выдвигаться своему Тихоокеанскому флоту в отношении военного вторжения Азиатского Альянса.

Фудзибаяси ответила утвердительно на догадку Тацуи.

— Наверное, в военные цели Азиатского Альянса не входила оккупация территории и уничтожение правительственных объектов; более вероятно, что они хотели похитить технических экспертов и технологии?

— Скорее всего, да. Если взять во внимание место и военную мощь, тогда они не могли надеяться на больший результат, чем это. Пока они ещё не мобилизовали свой флот, думаю, они были готовы к тактическому поражению. Как результат, они посчитали, что совершенно нормально ворошить осиное гнездо.

— Как говориться, птица, которая не шелохнется, не получит пулю. Если вы напугаете змею, тряся куст, тогда вам будет больно, естественно, я имею в виду нашу сторону.

На Тацуе было всё то же его бесстрастное лицо, но,

— Мнение того, кто в это наиболее вовлечен, как и ожидалось, полно эмоций, — видимо Фудзибаяси не собиралась позволить ему выйти сухим из воды. — Ну, тогда... будем прощаться. Сколько бы мы не называли это «предварительным кадровым собеседованием», противоестественно солдату проводить так долго времени в гражданском доме в воскресенье.

— Спасибо вам огромное, что уделили нам сегодня время, — Тацуя поднялся вместе с Фудзибаяси, чтобы передать ей свою признательность.

Он не пытался ей понравиться или быть скромным. Хотя он сам об этом не подозревал, но через голову Тацуи пробежала мысль «Миюки развлекает, поэтому я не должен скупиться на любую форму вежливости».

Когда он проводил её к двери, Фудзибаяси сунула руку в сумку, говоря «Ах, да». В действительности она не вспомнила только что; естественно, это была просто игра.

Она достала маленькую, красиво завернутую коробочку.

— Вот, хотя на два дня ранее, но это тебе, шоколад вежливости.*

— Вежливости, это?

Она была совершенно искренней, когда говорила, что ей не хватает времени.

Она назвала его шоколадом вежливости как бы в шутку, но Тацуя знал достаточно хорошо, что Фудзибаяси была не из тех, кто срезает углы, так что это не была удобная ошибка.

— Ты расстроился, что он из вежливости? — Фудзибаяси озорно засмеялась.

В мгновение, глаза Миюки заострились,

— Нет, прекратите шутить.

Но когда Тацуя поспешно ответил, острота полностью исчезла, будто это была иллюзия.

Послышалось приглушенное хихиканье молодой женщины, когда они попрощались и закрыли дверь, но в гостиную Тацуя и Миюки вернулись с лицами, говорящими, что ничего не случилось.

◊ ◊ ◊

Было сильное впечатление, что война, изменившая границы (Третья Мировая), полностью изменила культурные традиции страны.

Тем не менее, правда в том, что такого большого изменения не произошло; многочисленные так называемые «поверхностные» обычаи не смогли устареть.

И один из них, День святого Валентина, был запланирован на завтра. По сути, слова «День святого Валентина» не должны быть настолько поверхностными; шоколад и подарки — не что иное как заговор кондитерских компаний, у остальных просто не хватило силы духа убить обычай. Хотя всем об этом было хорошо известно, молодежь всё равно плясала под их дудку.

Завтра будет День святого Валентина, целый день Первую Старшую Школу будет пронизывать легкомысленная атмосфера. В этот день все волшебницы становятся обычными молодыми девушками.

— ...Мицуи-сан, всё в порядке, если на сегодня ты закончишь, правда.

После школы в комнате школьного совета.

Уже какое-то время неоднократно включался сигнал ошибки.

Азуса не была раздражена Хонокой, которая и вызывала ошибку; она сказала эти слова, потому что волновалась, что Хонока в некотором роде могла заболеть.

— Верно, Хонока. Будет лучше, если ты сегодня уже пойдешь домой.

Это предложение сделала со своими ясными, но омраченными голубыми глазами Лина, которую запрягли как временного члена школьного совета. Настоящая личность Лины была скрыта от обычных учеников, как Азуса и Исори, но она не могла не быть дерзкой.

Даже для самой Хоноки было ясно, что будет лучше в этих обстоятельствах уйти; однако,

— Нет, я в порядке, — твердо ответила Хонока, хотя и ясно показывала, что в плохом состоянии.

...Так как она знала о причине своего плохого состояния, она была смущена, потому что они потакают ей из-за беспокойства; она знала, что от неё исходит неправильное впечатление того, что она перенапряглась из-за сильного чувства долга, это заставило их волноваться ещё больше, а её чувствовать себя ещё хуже.

— Мицуи-сан, конечно хорошо, что ты так ответственна, но не лишне иногда отдохнуть.

Даже если ей сказал это Исори, Хонока не сказала «Хорошо, я отдохну», однако до тех пор, пока ей не нанесла удар Миюки:

— Хонока, тебе действительно лучше не перенапрягаться. Как бы сильно ты не трудилась, сегодня ты действительно не сможешь ничего сделать, не так ли?

Миюки тоже, на первый взгляд, была с крайне обеспокоенным лицом. Когда девушка, таинственная красота которой заставит вас забыть, что она человек, так смотрит, Азусе, Исори и Лине больше ничего не останется, кроме как кивнуть в знак согласия.

Тем не менее, Хонока знала, что Миюки поняла причину её «плохого состояния», поэтому замечание Миюки её действительно огорчило. Особенно часть «сегодня ты действительно не сможешь ничего сделать».

— Хорошо... Эм. Тогда... — чуть заколебавшись, Хонока с энтузиазмом поднялась и энергично поклонилась: — я действительно извиняюсь! Пожалуйста, простите, что сегодня ухожу так рано. Тогда с завтрашнего дня я снова буду усердно работать!

— Да, мы усердно завтра поработаем, — Миюки ответила Хоноке, прежде чем успели среагировать сэмпаи. Азуса подумала, что есть в этом что-то странное: она не использовала слово «также» чтобы показать, что усилия, приложенные к сегодняшней работе, такие же, как будут приложены и к завтрашней, но только сама Хонока могла понять, что она этим имела в виду.

Когда Хонока поклонилась и попрощалась, её щеки покраснели, и она быстро ушла.

◊ ◊ ◊

— ...По этой причине Хонока ушла пораньше, — объясняла Миюки Тацуе, когда они шли по дороге из школы на станцию.

— Эм... Может быть, она готовится к завтрашнему дню.

— Не может быть, а точно, — чрезвычайно уверенно кивнула Миюки, и лицо Тацуи начало выглядеть так, будто ему стало очень неловко.

— Поскольку у Хоноки такой характер, что она вкладывает в такие вещи много усилий...

— Ты счастлив, Онии-сама?

Она не чувствовала ревности, Миюки задала ему вопрос игривым тоном; не в настроении для игр, Тацуя пожал плечами в ответ:

— Вместо счастья, я чувствую вину. Даже при том, что я могу ей ответить материальными вещами, я не могу дать ей самого важного.

Миюки сделала вид, что застенчиво хватает Тацую за рукав, когда он прошептал ей эти слова несколько серьезным тоном.

— ...Пожалуйста, не беспокойся об этом. И Хонока и я просто хотим от всего сердца, чтобы Онии-сама был счастлив.

— ...В самом деле?

— В самом деле, совершенно нормально принять её подарок без возражений.

— Эм, извините, что беспокою вас, когда у вас такое настроение, но...

Тацуя, с Миюки по-прежнему сжимающей его рукав, повернулся к Лине, которая нерешительно их прервала; хотя она говорила больше с раздражением, чем с неловкостью, на её лице было видно отвращение.

— Настроение? Ты странно говоришь, Лина.

«Странность в ваших головах!», — хотела в голос она заявить, но, в любом случае, грубые слова не помогут победить Тацую, она это уже выяснила.

— Короче говоря, Хонока была в плохом состоянии, потому что беспокоилась о том, чтобы подарить завтра Тацуе шоколад?

— Ты всё поняла достаточно хорошо, Лина. По-моему, дарить шоколад — обычай, уникальный для Японии.

Задавая вопрос, Лина смотрела на лицо Тацуи, но ответила Миюки, будто для неё было совершенно естественно ответить... Не то чтобы это происходило впервые, поэтому Лина уже перестала думать «эти брат с сестрой снова это сделали», когда Тацуя не ответил на вопрос.

— Это не так. «Девушки дарят шоколад на День святого Валентина» — известная Японская традиция. Даже в Штатах многие девушки её скопировали, и я слышала об этом от других одноклассниц, — Лина несколько утомительно ответила на слова Миюки.

— Хмммм... кому ты собираешься подарить шоколад, Лина?

— Даже ты спрашиваешь об этом, Миюки?..

По неприятной гримасе было понятно, что ей этот вопрос уже задали многие люди. Хотя и в разных формах, такое любопытство за сто лет не изменилось, и, без сомнений, не изменится ещё сто лет.

— Я не планирую кому-либо дарить шоколад.

— Вот это да, даже шоколад вежливости? Или, может, о шоколаде вежливости тебе никто не сказал?

— Я знаю общие черты.

— Тогда не сделаешь ли ты счастливыми многих людей, подарив им его, людям, которые помогали тебе, когда ты начала учиться заграницей и остальным?

Лина посмотрела Миюки в лицо. Однако ничего не смогла прочесть, кроме легкого любопытства.

— Если я дам людям подарок от меня лично, вспыхнут различные проблемы.

— И это всё? Популярным людям трудно.

На бормотание Миюки у Лины дыхание замерло в горле.

Она считала, что популярность Миюки превосходит даже силу Миюки, но осознала, что это параноидальное заблуждение.

— Если говорить о популярности, разве ты не популярнее, Миюки? Кому ты подаришь шоколад, Миюки? Ты собираешься дать Тацуе свой шоколад «я тебя люблю», да?

Очевидно, Миюки, ты подаришь Тацуе настоящий любовный шоколад, так что вперед, говори до предела о своей любви к нему, потому что я собираюсь тебя так подразнить, подумала Лина, но...

— Что ты говоришь, Лина? Онии-сама мой кровный брат. Будет странно, если я дам старшему брату любовный шоколад, так ведь?

— ...

Я ничего не сказала, потому что решила не говорить ни слова, так ведь... прошептала Лина в глубине сердца.

◊ ◊ ◊

— ...Псс, псс, Изуми, как думаешь, что делает Онээ-тян?

— Она... делает шоколад?

— Тогда... что с этим жутким смехом?..

В настоящее время на третьем году средней школы, Саэгуса Касуми и Саэгуса Изуми, сестры-близнецы, дочки главы Клана Саэгуса, тихо шептались друг дружке в уши при входе на кухню.

— Она выглядит... счастливо. Как-то так.

— Но, это ведь чуточку неправильно?

Перед глазами этой пары Маюми счастливо растапливала на водяной бане плитки шоколада. Хотя Изуми и Касуми описали её счастливой, улыбка на её лице определенно не принадлежала лицу молодой влюбленной леди в ночь перед Днем святого Валентина.

— ...Как думаешь, кому она его подарит?

Тон смеха Маюми уже превзошел «ухухухуху», прошел через «ХухХухХухХу...», и остальное и теперь был близко, чтобы стать чем-то «КуКуКуКуКуКу...». Когда человек, напоминавший им их старшую сестру, начал вести себя так, будто готовит кому-то яд, близнецы переглянулись с бледными лицами.

— Касуми-тян, шоколад, который использует Онээ-сама, разве это не...

— Ах, да... это тот, который на девяносто пять процентов какао и на ноль процентов сахар...

В прошлом на рынке были продукты, которые на девяносто девять процентов содержали какао, но шоколад, который использовала Маюми, был сейчас самым сильным, самым горьким доступным на рынке.

— Там, в сумке...

— Это эспрессо порошок...

— Онээ-тян, как же это страшно...

◊ ◊ ◊

В информационном измерении появилась сильная вспышка Псионов и быстро врезалась в изолированное информационное тело.

— Сегодня результат так себе, так почему бы нам пока не закончить утреннюю тренировку?

— ...Спасибо.

Когда Тацуя отдышался и поклонился Якумо, к нему подбежала Миюки и передала полотенце.

Несмотря на середину зимы, у Тацуи на лбу было много пота. Потратив некоторое время глядя, как Тацуя вытирает пот, Миюки заговорила с Якумо:

— Сэнсэй, думаю, Прерывание заклинания сильно исчерпало Онии-саму...

Якумо поймал взгляд Тацуи, когда собирался ответить на вопрос, потом покачал головой, показывая, что всё в порядке.

— Некоторого истощения не избежать. Поскольку для Тацуи-куна информационное измерение содержит концепции, которых там изначально не существовало: «Движение» и «Исключение».

С понедельника прошлой недели Миюки заявила «я буду помехой» и не смотрела тренировку. Так как сегодня был вторник, уже прошла неделя и один день с того времени, как она приходила. Поэтому хотя Миюки знала, что Тацуя предложил «как насчет того, чтобы мы попытались выработать какую-то новую магию, которая будет работать против Паразитов» (как Миюки и подумала, он это предложил Якумо), пока не спросила Якумо, она не знала, к чему они пришли. Хотя они назвали это новой магией, для Миюки это было похоже на не более чем простую практику использования Прерывания заклинания в информационном измерении.

— Это... что-то, полученное от побочного продукта подготовки, да?

Она была уверена, что брат — сильнейший волшебник, но знала, что есть много чего, чего он сделать не может. Если необходимо обеспечить победу, брат позволит сердцу и телу повредиться, например, сократит свою продолжительность жизни, и она собиралась использовать всё возможное, даже слезы, чтобы быстро его остановить.

— Нет, я так не думаю, — Якумо быстро опроверг теорию Миюки, — потому что Тацуя-кун изменил лишь метод распознавания. Он не прямо ударяет по цели; он устанавливает координаты, делая пометки рядом с мишенью от одной секунды до тридцати двух минут, и создает пулю из концепции, которая дает ему исключение движения в области, в которой подсознательно доминирует, и через это связывается с реальным миром. Правильно, Тацуя-кун?

— Это мы и делаем, Миюки. Вращение между мышлением и ощущением делает меня умственно... нет, это истощает лишь мою чувствительность. Не волнуйся, я не сделаю ничего, из-за чего стану жертвой побочного эффекта.

— Действительно...

Похоже, ясное объяснение Тацуи успокоило Миюки.

— Значит, есть хороший шанс сделать средство для нападения на Паразита?

После того, как младшая сестра на него посмотрела «что и ожидалось от Онии-самы» глазами, Тацуя невольно показал страдальческую улыбку.

— Нет.

— Если пойдет против «ребенка», который только что родился, он, наверное, сможет его уничтожить. Но против «взрослого», укрепленного месяцами и годами опыта, будет трудно.

Тацуя огорченно усмехнулся и кивнул головой.

Якумо вмешался и немного опустил её ожидания.

Благодаря этому разговор окончился без неловкости.

Миюки сопровождала Тацую этим утром не по прихоти, и тем более не проверять прогресс его тренировки.

Миюки приходила в храм Якумо утром четырнадцатого февраля в прошлом и позапрошлом году, поэтому это был третий раз.

Ей, наверное, не нужно было заявлять, зачем пришла.

Когда они вернулись в апартаменты монаха, Миюки вынула из сумки, которую здесь оставила, красивую коробочку и вручила её Якумо.

— Сэнсэй, вы можете посчитать это языческим обычаем, но, пожалуйста, примите это. Сэнсэй, вы всегда так много делаете для моего брата.

Когда она передала его Якумо, он показал самодовольную улыбку.

— Нет, нет, я хорошо отношусь к хорошему, даже если это заграничные языческие обычаи.

Очевидно, что не только Тацуя подумал: «каждый год он говорит то же самое, этот монах...»

— Мастер, все смотрят.

Однако Тацуя был единственным, кто был способен посмотреть на него укоризненным взглядом, а не просто неестественно напрячь лицо.

— Хм? Но это ведь замечательно? Это стимул чтобы тебя тренировать.

Естественно, Якумо говорил, будто вообще не заметил неодобрение Тацуи.

— Разве вы сейчас не задели заповеди мирских желаний?

— Пока это не плотские желания, это не имеет значения.

Якумо говорил, будто находился в стороне от всего мира, но жадность на его лице не подходила его словам.

Когда Тацуя пожал плечами и сказал: «С этим человеком ничего нельзя поделать», — количество учеников, которые с ним молча согласились, было близко к большинству.

◊ ◊ ◊

Полвека назад большое количество людей пользовались электрическими автомобилями, но кабинеты современной эпохи выиграли с точки зрения способности определить время прибытия.

Если подумать о том, как они используются, причина сразу же станет понятной, правда у кабинетов не было того, что называется графиком прибытия. Естественно, чтобы избежать заторов, было широкое окно для прибытия кабинета без опоздания. Отсутствие ограничения скорости на пути кабинета создало основу для быстрого времени прибытия. Хотя можно сказать, что было немного неудобно встречаться в заранее запланированное время и место.

На первом семестре Тацуя и его друзья множество раз встречались на станции и присоединялись к идущему в школу потоку, но в последнее время они собирались, когда приходили в свои классы.

— Доброе утро, Тацуя-сан.

— Утро, Хонока.

Возможно, трудности были вызваны молодостью.

Или влюбленностью.

Наверное, верно и то и другое.

— Ах, доброе утро, Хонока-сан.

— Утро, Мизуки.

И для влюбленной девушки именно в этот день компаньоны недопустимы. Миюки всегда рядом, с этим ничего не поделаешь, подумала Хонока.

Однако, за исключением Миюки, все — не друзья, а просто препятствие. Нет, потому что они друзья, Хонока хотела, чтобы они догадались, какой сегодня день.

На её лице определенно виднелась такая мысль.

Мизуки прочла настроение по незначительным изменениям в выражении Хоноки.

И быстро начала ерзать. Хотя было чрезвычайно неудобно, сейчас слишком неестественно вдруг заявить: «я пойду вперед» или «я вспомнила, мне нужно кое-куда пойти».

Хотя она хотела соответствовать ожиданиям Хоноки, при таких обстоятельствах Мизуки не могла пошевелиться; неожиданно, её вывела из тупика Миюки:

— Мизуки, по-моему, на твоей форме что-то есть...

— Э?

Конечно, когда ей внезапно это сказали, Мизуки изо всех сил вытянула шею и попыталась посмотреть через плечо за спину.

Но на собственную спину посмотреть таким образом невозможно, и так как прежде всего там ничего не было, это было не более чем тщетное действие, однако...

— Постой немного. Я тебе помогу. Онии-сама, мне очень жаль, но, пожалуйста, иди вперед. Хонока, можешь пойти вперед тоже?

— Эм, хорошо.

Хонока с благоговением посмотрела на это неожиданное развитие событий; Тацуя легко кивнул, и Хонока кивнула в ответ.

Хонока с неловкостью заставила ноги пойти за Тацуей и повернула лишь верхнюю часть тела, чтобы глазами поблагодарить Миюки.

Миюки кивнула с небольшой улыбкой.

Нервозность и волнение Хоноки из-за невообразимого шанса идти в школу лишь вдвоём не знало границ. Хотя Тацуя с ней говорил, она едва-едва могла нормально отвечать. К тому же её голос был хриплым. Несмотря на то, что Тацуя шел довольно медленно, ей было трудно идти в связи с жесткостью в суставах, и она почти споткнулась на месте, где не было обо что спотыкаться.

Даже если лишь она одна назвала это боязнью сцены, это была безоговорочная правда.

Если они так войдут в школу, разница в статусе между первым и вторым потоком разделит их. Хонока хорошо понимала, что этот невероятный шанс почти потрачен впустую.

Не использовать шанс, который вам дали — не более чем предать себя перед соперницами.

— Эм, Тацуя-сан! — как только они прошли школьные ворота, Хонока призвала Тацую остановиться, — Можешь уделить мне немного своего времени?!

Она говорила так, будто стоит на церемонии перед офицером, у которого ранг в несколько раз выше, или перед руководителем, у которого в несколько раз выше должность.

— Хорошо.

Даже малейшего удивления не показалось на её робко улыбающемся лице, когда Тацуя кивнул.

— Сюда... пожалуйста.

Украдкой, будто боясь привлечь внимание (из-за чего она ещё больше выделялась), Хонока быстро пошла в направлении наружного сада, Тацуя последовал за ней в темпе, который не был ни быстрым, ни медленным... С лицом, говорящим, что он знает всё.

— Эм, Тачу!..

Уединенное место на школьной территории (частое место для признания), о котором она знала, располагалось в тени дерева за гаражом клуба исследования роботов (впрочем, у места не было какой-то особой легенды).

Хонока стала перед Тацуей и со всем сердцем энергично протянула двумя руками небольшую завернутую коробочку, но как только заговорила — запнулась.

И застыла в таком положении.

Длинные волосы, завязанные в два хвостика за шеей, не скрывали огненно красные уши. На голове в проборе между волос немного виднелась кожа, свидетельствующая, что Хонока покраснела полностью.

Она не могла сделать ни малейшего движения. Даже говорить не могла. Не могла ни наступать, ни отступать. Обе руки слабо дрожали, сердце громко билось. Другие места на территории школы производили похожие волны, но волны, производимые из её сердца, были столь сильны и велики, как ни у кого другого. Форма волны была милой и не сгруппированной, как звон, производимый камертоном. Направивший бутон из эго дрожащей души без сердца.

— Спасибо, Хонока.

Из протянутых рук Хоноки, которая задыхалась в собственной страсти и не могла пошевелиться, Тацуя бережно взял завернутую коробочку шоколада, чтобы не дать ей поломаться. И взамен положил в её ладонь чуть меньший подарочный пакетик.

Неуверенность над неожиданным действием, должно быть, пересилила застенчивость (временно); Хонока, с пустым выражением на лице, прижала подарок к груди.

— Эм, Тацуя-сан, это...

— Пока что ответный подарок. Поскольку следующим месяцем* я подарю тебе что-то другое, так что ты должна подождать.

Хонока в замешательстве вытерла слезы с глаз, когда с решимостью открыла глаза и неуклюже улыбнулась.

— Ах, эм, я никогда не думала... Эм, Тацуя-сан, можно его открыть?

— Конечно.

Хонока уставилась на подарок, который достала из сумки, будто боясь, что он исчезнет.

— ...Хонока, разве тебе скоро не пора будет идти в класс?

Пока Тацуя с ней не заговорил, Хонока продолжала неподвижно стоять.

Тацуя сосредоточил внимание, чтобы убедиться, что никто за ними не подслушивает или шпионит. Тем не мене, он не зашел так далеко и не использовал Взгляд Элементалей. Он не рискнул раскрыть совершенно секретный навык в День святого Валентина.

Однако Взгляд Элементалей Тацуе следовало использовать.

Конечно же, не было никаких признаков, что их подслушивают. Поскольку до этого времени эта вещь не обладала сознанием.

В укромном уголке гаража, построенного на территории Первой Школы, эта вещь, которая дремала в кукле без сердца, вдруг проснулась из-за волны, напоминающей ту, которая притянула эту вещь в этот мир.

Хотя слово «проснулась» может немного ввести в заблуждение.

Купаясь в сильной чистой мысли, напоминающей молитву, в этой вещи проросло новое сознание.

Если более точно — реконструировалось сознание.

В этой вещи, проживающей внутри куклы без собственной воли, родился разум.

И поселился в кукле.

Когда Хонока зашла в класс, как только положила свои вещи, сразу же полетела в уборную.

Потащив с собой Миюки, которая пришла незадолго до неё.

Она направлялась не в кабинку, а к зеркалу.

Она нетерпеливо развязала ленточки, держащие волосы, затем, в полную противоположность, осторожно собрала волосы.

И последним штрихом использовала пару ленточек, которые только что получила от Тацуи. Ленточки были простого дизайна с двумя маленькими шариками, свисающими на конце. Однако даже если дизайн был несложный, это не значит, что они были сделаны из дешевого материала. Не только петля для завязывания резинки для волос была с покрытием, но и на серебряной застежке были тонкие когти, которые держали шары — сферы сверхчистого кристалла.

Кристаллы были не совсем декорацией, в современные времена они считались ценным медиумом, помогающим магии (чтобы эффективно повышать направление мысленных волн). Как ученицы Старшей Школы Магии, девушки естественно глубоко интересовались такими минералами, и Хонока понимала их ценность. Она была бы очень счастлива с подарком от Тацуи, даже если бы шарики были дешевым стеклом, так что без сомнений она была глубоко тронута.

— Эм, Миюки, как я выгляжу? Странно? Они мне подходят? — с небольшим беспокойством спросила Хонока, держа обеими руками украшение для волос.

Миюки ответила серьезно, без тени веселья или отвращения:

— Не волнуйся, Хонока, они подходят тебе идеально.

— ...Действительно?

— Да. Невозможно, чтобы Онии-сама выбрал неподходящий подарок.

В ответ на слова Миюки Хонока кивнула, краснея.

С облаками в голове Хонока не заметила, что у голоса Миюки была такая аура, будто она читает сценарий.

Расставшись с Хонокой и направившись в собственный класс, Тацуя боролся с нахлынувшим чувством ненависти к себе. С Чувством вины, вызванным действиями, которые по-видимому обманули девушку и сожалением о том, что сделал сестру сообщником, всё это вызвало боль в сердце, как у постепенно увеличивающейся полости в зубе.

По правде, украшение для волос, которое он подарил Хоноке, выбрала Миюки.

Но если было бы лишь это, он оставил бы это в покое как «цель оправдывает средства». Это не изменило бы того факта, что это был «подарок от Тацуи», и определенно не стоило огорчать Хоноку.

Однако причина в подарке не была столь невинной.

Тацуя понимал, как сильно подарок в благодарность за её шоколад, к сожалению, заполнил её сознание. Дарение и получение шоколада на День святого Валентина естественно включает образ обмена «чувствами», отношениями, когда двое связанны «обещанием»; действительно, вполне ожидаемо, что в её голове всплывут такие мысли.

Вот почему в этот день он приготовил ответный подарок; реакция Хоноки полностью попала под расчеты Тацуи.

Тацуя играл с привязанностью Хоноки.

Он уже давно смирился принять вину.

Он ничего не мог сделать с тем, что был бесчувственным, что не понимал человеческих эмоций, и даже если он использовал социальные навыки, чтобы с этим справиться или даже получить возмездие, он думал об этом, как пожать плоды того, что сам посеял (но не то чтобы он смирился).

Однако, даже зная, что сестра никогда не будет противостоять его решениям, чтобы отложить неизбежное, он использовал сестру в импровизированной уловке, поэтому он не мог не сожалеть.

Тот факт, что он мог так думать, был доказательством того, что он не настолько злой, как о себе считал; однако, к сожалению, рядом не было взрослых, чтобы ему это сказать.

— Эй, этим утром что-то случилось? Выглядишь истощенным.

Похоже, он взял под контроль эмоции не достаточно быстро. Он услышал эти слова, как только вошел в класс.

Тацуя поднял руку, чтобы также поприветствовать Лео, который поднял руку, при этом качаясь на стуле.

— Ты, с другой стороны, выглядишь довольно здоровым для того, кто только вчера вышел из больницы.

— Эй, вы двое, обычно утром говорят «доброе утро», — со смехом, говорившим «с вами ничего нельзя поделать», Микихико присоединился к разговору.

— Доброе утро Микихико.

— Йо.

Тацуя покорно вернул утреннее приветствие. Лео упорно придерживался своего личного стиля, впрочем, в этом не было какого-либо глубокого смысла.

— Доброе утро. Лео, неплохо выглядишь, как и раньше.

Когда Микихико сказал «как и раньше», то имел в виду «как всегда», но,

— Верно, доктор действительно не хотел, чтобы я покидал больницу, но так как я был слишком здоров, он не мог ничего с этим поделать.

Может быть, Лео понял, а может и нет, но ответил он точным объяснением.

По этому первому медицинскому обследованию, он должен был остаться в больнице по крайней мере на месяц; то, что доктор довольно скептически отнесся к восстановительной силе, игнорирующей здравый смысл, было неизбежно, подумал он.

Но так как доктор не увидел ничего плохого, и пациент хотел покинуть больницу, доктор не мог задерживать его в палате. Поэтому Лео сегодня и вернулся в школу.

— Эм, Тацуя, неужели ты этим утром подрался со своей сестрой?

— Невозможно.

Заявление сделал не Тацуя, но Микихико.

Он не был полностью удовлетворен, решив огрызнуться, но он просто не мог придумать предлог, который не привел бы к недопониманию.

— Разве не больше похоже, что он устал от спектакля? Сегодняшнего Дня святого Валентина.

Лео дал большой кивок согласия. Это также подействовало Тацуи на нервы, но если он сейчас рассердится то, к сожалению, увязнет в этой теме.

— Те, кто ещё никого не выбрал, не будут втянуты в спектакль. Мизуки. Ты опоздала.

Тацуя принудительно и очень глупо попытался использовать Мизуки, которая только что вошла в класс, чтобы нагло сменить тему.

— Нет, я просто ненадолго зашла в клубную комнату. Доброе утро, Йошида-кун, Лео-кун.

Откровенно говоря, Микихико с сожалением посмотрел на изменение разговора, но об этом совершенно не догадываться — одна из особенностей характера Мизуки.

— Лео-кун, ты сегодня вернулся в школу. Ты выздоровел гораздо быстрее, чем я думала, здорово.

Правда была в том, что Лео покинул больницу вчера и пришел в школу сегодня; на прошлой неделе, когда они посещали его в больнице, они слышали подробности его состояния, поэтому естественно Мизуки также об этом знала.

Поэтому её заявление действительно прозвучало странно, но Тацуя, Микихико,

— Ох, спасибо, за такие частые визиты,

И сам Лео продолжали улыбаться.

Как только Мизуки подошла к своему месту, она передала маленькую, размером с ладонь коробочку каждому из троих парней. Её отношение было поистине светлым; она не важничала, не нервничала, и даже немного не была смущена.

Это было лицо девушки, принимавшей участие в ежегодной традиции.

Один из парней чуть обиделся, но так у остальных двоих сложилось такое впечатление, что он намерен вытерпеть это с каменным лицом, они ничего не сказали.

Сочувствие воинов.

Между прочим, это был не Лео.

Однако он смотрел на маленькую коробочку, которую получил, будто это было чем-то удивительным.

Судя по всему, он впервые получил шоколад на День святого Валентина не от родственников.

Это было довольно необычно, но они никак не могли знать, каким учеником он был в средней школе, поэтому ни Тацуя, ни Микихико не выразили своё изумление.

Эрика, которая только что вошла в класс, встряла в разговор:

— Я думала, что ты выписался действительно быстро; значит, ты за шоколадом.

— Это никак не может быть правдой! Прекрати заниматься ерундой, простачка!

Не только возразил, Лео пнул стул, когда встал.

— Ох-хо, неужели я попала в самую точку?

Это было абсолютно адекватное объяснение чрезмерной реакции, если только смотреть с таким подозрением. Если только вынуждено придумать объяснение. Если рассматривать буквально, звук, который выдавал Лео, «Гунунунуну», был смесью из скрежета зубов и рычания. Однако Тацуя почувствовал предвестника возмездия и не смог оставить его в покое, поэтому бросил другу спасательный круг, заговорив с Эрикой:

— Доброе утро, Эрика. Ты сегодня поздно.

Эрика повернулась всем телом, чтобы ответить Тацуе:

— Доброе утро, Тацуя-кун.

Естественно, упущенный вопрос оставил Лео не у дел.

— Четырнадцатое февраля каждый год ужасно. Потому что у нас много парней.

Очевидно, Эрика предпочла честно поворчать над забавой с Лео, и, похоже, её мысли перешли в этом направлении.

— Если я ничего им не дам, не только один или два будут дуться, как избалованные дети, и это не ограничено очень опытными, поэтому я никого не могу игнорировать; это просто ужасно.

Она дважды повторила ужасно, наверное потому, что её истинные чувства были по этому поводу сильными.

— Не было бы лучше, если бы ты подарила шоколад лишь тем, кто его хочет?

— Если я так сделаю, будут парни, которые поднимут шум над тем, что у меня есть фавориты. Лишь в этом они едины. Как правило, парни не знают смысл слова «гармония».

Эрика была сыта до глубины души.

— Под предлогом дружбы между стажерами, мой старик выделил на это деньги; я действительно хочу, чтобы он вместо этого купил этими деньгами нам нескольких учениц.

По виду её лица Тацуя посчитал, что лучше сделать вид, что ей сочувствует.

— Это действительно звучит как тяжёлая работа.

— Так и есть! Я так устала от этого... было бы намного лучше, если бы Валентинов День и тому подобное перестало существовать.

По-видимому, её распирало от стресса, когда она говорила. Негодование Эрики было настоящим и сильным.

— Должно быть, здорово на месте Мики.

В такие моменты некоторые выпускают стресс, нанося удары по близлежащим людям.

— Разве не большинство ваших учеников — женщины?

Целью на этот раз она выбрала Микихико.

— Каждый год ты можешь выбрать любую!?

— Йошида-кун... Это правда?

Мизуки действительно не поняла, почему это сказала.

Вернее не осознавала причину.

И со стороны Микихико тоже, почему-то он не подумал почему; он получил больше урона от этой одной фразы от Мизуки, чем от подстрекания Эрики.

— Это не правда! — он машинально ответил.

Если немного подумать о подоплеке, тогда можно быстро придумать обоснованный ответ, который покроет различные аспекты разговора; но для подростка это трудновато.

— В целом, было бы смешно считать, что в нашем обучении допускается такое легкомысленное отношение.

Тем не менее, этот порыв был довольно глуп.

— Дерзкий ответ, хех. Так почему же ты хочешь назвать наше додзё легкомысленным?

— Э, нет, я не это хотел сказать...

— Тогда что ты хотел сказать?

Когда Микихико начал заливаться холодным потом, Эрика впилась в него взглядом и Мизуки посмотрела на них обоих почему-то с похожим взглядом, Тацуя и Лео обменялись кривыми улыбками.

◊ ◊ ◊

Учебный план Старших Школ Магии был таким же, как у нормальных старших школ, но только с дополнительным обучением магии. Современная система образования поддержала политику перехода к специализированным предметам, что не ограничилось лишь Магическими Старшими Школами. На практике это означало, что появились «Старшие Школы Литературного Искусства», «Старшие Школы Изобразительного Искусства», и «Спортивные Старшие Школы», чтобы развивать учеников с особыми талантами, важными для системы образования. Учебный план специализированных старших школ отличался от нормальных школ, потому что часть утвержденной программы обучения была удалена, и вместо неё были втиснуты специализированные предметы. Тем не менее, говорят, что даже по сравнению с другими специализированными старшими школами, учебный план Магических Старших Школ был намного жестче.

Поэтому ученики Старших Школ Магии были трудолюбивы. На уроках почти никогда не сплетничали, не мечтали или как-то по-другому тратили время, например играя. К сожалению, следует сказать, что в Первой Школе такой практики больше придерживался второй курс, а не первый. Наверное, это было больше из-за боязни быть оставленными позади, а не боевого духа, чтобы покорить трудности.

Однако даже здесь были исключения. Помимо магической практики, время было также отведено для нормального физического образования, где даже напряженная атмосфера ослабла. Особенно сегодня, в такой день, как четырнадцатое февраля, с утра почему-то никто не мог сконцентрироваться на учебе; по всей школе была неожиданная атмосфера.

Для девушек смена школьной формы требовала большего труда, чем для парней. Это не было ограничено лишь Первой Старшей Школой, по-видимому все школы в этом были одинаковы. Прежде всего, дело не ограничивалось одной формой. Сторонники отменить сексизм требовали, что должно быть культурное изменение к одежде унисекс, то есть одежде для обоих полов, и подобное, но большинство парней и девушек не хотели этого делать.

На короткой перемене перед физкультурой атмосфера в раздевалке была всегда насыщена занятостью. Все в спешке осторожно снимали одежду, вещали её на вешалку в своём шкафчике и затем переодевались в спортивную форму. Шкафчиков с био-ключами было подготовлено больше, чем людей, которые их использовали, они каждый раз должны были регистрировать структуру вен пользователя, что тоже занимало время.

Тем не менее, к февралю, даже первый год к этому привык, поэтому когда их руки оживленно двигались, они могли поговорить со своими одноклассницами, используя шкафчик возле них и также чувствовать себя менее неловко среди остальных одноклассниц, одетых в нижнее белье. Сегодня раздевалка была более шумной, чем обычно.

К этому времени года шкафчики уже были распределены. Миюки, как всегда, переодевалась перед своим шкафчиком в центре правой стены. Слева был шкафчик Хоноки и справа используемый Шизуку; однако в последнее время в классе А обучалось меньше учеников, чем обычно. Тем не менее, сегодня Лина заняла место справа от Миюки.

— О, Лина. Твоё обычное место занято? — задала вопрос Миюки, положив CAD и информационный терминал на полку в шкафчике. Шкафчик, который обычно использовала Лина, был недалеко от двери. Сперва все девушки класса А подумали, что она будет использовать шкафчик Шизуку, но Лина выбрала свободный шкафчик возле двери, где не так много людей. Когда Миюки говорила об этом с Тацуей, он сказал: «Она, наверное, выбрала место, с которого легко сбежать», — она чуть подумала и согласилась с Тацуей. Не было доказательств, что догадка Тацуи была верной. Но с уверенностью можно сказать, что Лина впервые переодевалась возле Миюки.

— Не в этом дело.

Но Миюки не спросила, в чем было дело. У неё не было в этом никакого интереса, и она торопливо снимала жакет, пока говорила с Линой.

Тем не менее, наверное потому, что она подумала, что ответ прозвучал слишком недружелюбно, Лина по своей собственной воле добавила к ответу несколько слов, при этом тоже снимая жакет:

— Всё спрашивают, кому я собираюсь подарить шоколад... Я знаю, что никто не делает это из подлости, но мне уже это немного надоело.

— Просто всем интересно. Потому что ты такая красивая, Лина.

Миюки сказала это с серьезным видом, снимая галстук; Лина надула щеки в разочаровании.

— Тогда почему я должна страдать от шквала вопросов от тебя, Ми...юки.

В то мгновение, когда Миюки снимала платье, и показалось её обнаженное правое плечо, Лина остановилась на полуслове. Её глаза прилипли к этому не очень экстраординарному действию, и её язык перестал нормально функционировать.

— Хех? Интересно, может потому что мне недостает сексуальности.

Замечание Миюки почему-то вызвало раздражение у Лины, и она не знала, почему. Лина не подозревала, что энергично стягивает платье на сопернический манер.

На этот раз Миюки вздохнула на полуобнаженное тело Лины.

— Лина, твоя фигура столь хороша. Я завидую.

В голосе Миюки не было и следа застенчивости, она также была в одном белье.

— Это сарказм? Миюки, в чем же именно ты мне завидуешь? — сказав это, Лина положила руки на бедра и пристально изучила всё полуобнаженное тело Миюки и уставилась ей в лицо.

— В конце концов, твои бедра и талия имеют правильные пропорции и очень сексуальны. Ты не худая, но очень правильная, Лина.

Миюки протянула правую руку и похлопала самую узкую часть талии Лины. И вообще не было похоти... с определенной точки зрения. Это было невинное прикосновение. Хотя Лина знала, что прикосновение не сопровождалось какой-либо лесбийской похотью, сохранить самообладание было трудно. В раздевалке тут и там послышались звуки, как кто-то глотал слюну; по-видимому эта сцена поставила под угрозу душевное спокойствие одноклассниц, даже если они просто на неё смотрели.

Конечно же, Лина была слишком занята, чтобы беспокоиться о зрителях.

— Ми-Миюки, ты... — сказав это, Лина протянула руку. Однако она заколебалась, прежде чем коснуться обнаженной кожи Миюки и отдернуть её руку.

— Нет мест, где ты слишком тонкая, твоё очень женственное тело заставляет меня так завидовать.

Миюки показала маленькую улыбку дьяволенка перед Линой, которая не могла вытерпеть пристального взгляда и покраснела, затем убрала руку от бедра Лины.

Именно тогда за Миюки раздался громкий звук падения.

Миюки обернулась; Лина перевела взгляд.

Там они увидели, что Хонока потеряла контроль над ногами и вцепилась в шкафчик.

Каким-то образом Миюки оглядела раздевалку и осознала, что одноклассницы застыли на полпути смены одежды и сейчас отводили свои красные лица неподобающим для леди образом. Как правило, Миюки игнорировала все взгляды, поэтому до этой минуты даже не догадывалась, что они привлекли всеобщее внимание.

— ...Почему бы нам не переодеться побыстрее.

В ответ на предложение Миюки,

— Да.

Лина, которая думала также, кивнула.

◊ ◊ ◊

Сразу же после школы своенравная атмосфера расцвела ещё больше. Видимо во время обучения ученики себя ограничивали. И, похоже, они больше не могли сдерживаться; сцены, полные боли и наслаждения, из-за которых вам хочется вылить на них холодную воду, происходили то тут, то там на территории школы.

Ситуации были разными.

Например, среди круга его друзей, между помолвленной парой, помолвка которых была одобрена ими самими, а также их родителями, разворачивалась непомерная сцена дарения шоколада. Судя по всему, Канон, Глава дисциплинарного комитета, вторглась в комнату школьного совета и улыбчивым лицом давила на Исори, казначея школьного совета, чтобы тот съел кусочки шоколада домашнего приготовления в почти переполненной узорчатой коробочке, размером с коробку бэнто для учениц.

Для следующего примера давайте возьмем случай определенной застенчивой, но волевой девушки. Судя по всему, она вежливо и серьезно пренебрегла своим статусом ученицы второго потока и преодолела высокий порог классной комнаты первого потока, чтобы подарить украшенный ленточками пакет. Её лицо покраснело, и глаза прилипли к ученику с широко раскрытыми глазами от удивления, когда тот получал подарок, и даже сейчас выглядевший, будто готовый танцевать от радости. Так что это было для людей, как пара Кэндо и Кэндзюцу.

Лишь сегодня ученики Первой Школы были не «волшебниками», но «учениками старшей школы», радующимися свой молодости.

Те, кто не могли попасть в праздничную атмосферу, хотели отвести взгляд.

— О, Тацуя, ты сегодня на патрулировании.

Со столика к нему обратился голос, будто его владелец даже не побеспокоился, чтобы скрыть свою скуку и искал развлечения, предрешая судьбу Тацуи, сделав для него невозможным игнорировать это зрелище.

— Похоже, у всех старшеклассников на сегодня были обязательства, так что сегодня лишь первый год, Морисаки и я.

Как правило, из-за мысли, что у него есть товарищ, он должен был почувствовать себя немного лучше. Однако даже сейчас Морисаки не изменил своё недоброжелательное отношение, так что его приход лишь немного изменил бы его настроение.

— Довольно тактичный способ сказать, что они возложили на тебя свои обязанности и ушли.

— Я не намерен быть столь грубым.

Покорность в его голосе была противоположна высокому смеху в ответ.

— Кстати, Тацуя-кун.

Наверное, она достаточно насмеялась, подумал Тацуя, когда Маюми к нему обратилась. По определенной причине он пытался не смотреть на сидение напротив неё.

— Можешь мне уделить немножко времени.

— Это не будет проблемой, но перед этим... — сказав это, Тацуя окинул взглядом старшеклассника, который бессильно распростерся на части стола напротив Маюми. — Что же здесь случилось?

Место, возле которого они сейчас были, находилось в углу столовой, в этой области все места разделяли перегородки.

Но так как потолок не был закрыт, звук разговора был слышен.

Тем не менее, тот факт, что это место не было тихим и уединенным, заставлял чувствовать себя в большей безопасности, чем на самом деле.

Оно было высоко популярным лишь среди учеников третьего года первого потока; сюда редко ступала нога младшеклассника, если только не в сопровождении третьего года. Кстати, Тацуя тоже сюда ещё не приходил.

Что до того, почему он был здесь,

— В школе не должно быть никаких ядовитых веществ. Тогда что же съел Председатель Группы Управления Клубами Хаттори?

В середине патрулирования школьной территории он остановился у кафе, чтобы утолить жажду, тогда до его ушей и дошел чрезвычайно болезненный стон, поэтому он первым делом проверил обстановку.

— Нет, ну... не яд. Разумеется.

Вскоре он осознал, кто виновник.

В конце концов, прямо перед Хаттори, Маюми сидела с озадаченным видом на лице.

Её слегка озадаченный вид можно было назвать странным.

Даже сейчас её взгляд приглашал его отведать гостеприимства.

— ...Шиба... — Тацуя всё ещё решал, как поступить, когда Хаттори, который выглядел, будто вот-вот потеряет сознание, обратился к нему хриплым голосом, — ...воды...

Это был голос путешественника, которого покинули все силы прямо перед оазисом.

— Одну секунду.

Лишь мольба была ясной.

Мгновение он раздумывал между минеральной водой и водой из холодильника, но выбрал воду из холодильника, так как она была ближе. Он поставил на стол один из стаканчиков, полный холодной воды.

Хаттори неуклюже схватил стаканчик, с трудом заставил руки двигаться, и дрожащее поднес его ко рту, затем с гримасой залпом его осушил.

Он не открывал глаз, медленно собирался с силами; часы протикали девяносто секунд, прежде чем Хаттори открыл глаза и глубоко вздохнул:

— Шиба, благодарю.

Что же могло произойти? Дуэль, которая была между ними в апреле, не сделала их врагами, но даже теперь отношение между Хаттори и Тацуей нельзя было назвать дружеским.

Со своей стороны Тацуя не питал злобу.

И у Хаттори не было никакой злобы или вражды, хотя люди не всегда понимали эмоции между ними, но тем не менее эта покорность, с которой он поблагодарил Тацую, создала неудержимое чувство неправильности.

— ...Ты в порядке?

— ...Хм, теперь в порядке.

Чтобы доказать свои слова, Хаттори выпрямился.

Бесспорно, он себя напряг.

— Это всего лишь вопрос времени. Поскольку не должно возникнуть особых проблем, не следует обо мне беспокоиться. Что ж, Прези... то есть Саэгуса-сэмпай, я пойду.

Хаттори поклонился перед Маюми, затем выпрямил спину.

Ничего себе, это наверное один большой блеф, подумал Тацуя, наблюдая за ним.

— Эм, можешь уделить мне минутку? — Маюми указала Тацуе на стул, её улыбка была пронизана поддельной невинностью.

Причиной странностей Хаттори была безошибочно она; очевидно, она пыталась притвориться в обратном, но он видел, что будет грубо разоблачить её, когда сам Хаттори её прикрыл.

Вследствие этого Тацуя забыл действовать, как желал бы Хаттори.

Поскольку у него не было запланировано никаких дел, в ответ Тацуя кивнул «Понял»; однако,

— Ах, он здесь! Субару, вон там!

Он остановился из-за оживленного голоса.

По земле шустро постучали каблучки, когда к нему бросились девушки.

Вскоре они подбежали к Тацуе и, по-видимому, впервые взглянули за внутреннюю часть перегородки.

Как только владелец голоса остановился, возник звук, похожий на визг тормозов.

— Пре-Президент...

— Эй, Эйми, это не Президент, это Саэгуса-сэмпай, так ведь?

И сразу же легкий удар по голове, «Ай!», мило успокоил Эйми; Субару старалась не смотреть на направленный вверх переполненный протестом взгляд Эйми и глубоко поклонилась Маюми.

— У меня нет оправданий за это беспокойство.

Намекающий на что-то непристойное тон заставил Маюми дернуть глазом.

— Это не такое уж большое беспокойство, поэтому, пожалуйста, не утруждай себя, Сатоми-сан, — Маюми собрала лицо и холодно ответила.

Для обычной младшеклассницы слова, тон и взгляд, все были бы испепеляющими.

Эйми уже немного напряглась.

— Неужели? Мы быстро закончим наши дела.

Тем не менее, Субару была чрезмерно решительной.

Спокойно обменявшись словами, она протянула Тацуе мешочек в руке (мешочек из ткани, если быть точным).

— Не мог бы ты принять это от нас?

— ...Сатоми-сан. Сегодня ты как будто вышла на престижную игру.

— Я не знаю, что я сделала, чтобы это заслужить, но нас с Эйми выбрали представительницами. Как и следовало ожидать, мы, честно говоря, слегка смущены.

Если посмотреть внимательней, у неё чуть покраснели щеки.

Похоже, она не врала, когда говорила, что смущена.

— В таком случае, можно спросить, кого вы представляете?

У него было ясное представление о том, как она ответит, но для того, чтобы купить немного времени, чтобы подготовиться, Тацуя решил задать вопрос.

— Большинство наших товарищей из женской команды Турнира Девяти Школ первого года... ну, это тебе благодарность.

Субару необычно выбрала слова, но их смысл был таким же.

Короче говоря, шоколад вежливости, да.

Тем не менее, получить его от всей команды — неожиданная щедрость.

— Эм, хотя я сказала товарищей, я не включила Хоноку или Миюки.

Сейчас, когда уже не была окаменелой, Эйми с другой стороны не выглядела смущенной. В конце концов, у неё не был робкий характер, к тому же она была, по-видимому, (такое о ней часто говорили) наивной в отношениях между мужчиной и женщиной. В случай Эйми, у неё, наверное, было много чего другого, о чем следует волноваться.

— Так как они, вероятно, желают вручить свой шоколад сами.

— Если мы вмешаемся, они, наверное, разозлятся.

— Можешь называть это заменой, но вместо этого мы включили Шизуку. Мы позже позвоним ей или пошлем письмо, чтобы об этом сказать.

— Ну, увидимся позже. Президент, ах нет, Саэгуса-сэмпай, до свиданья.

Никто их не прервал, когда они попрощались.

Переполнив Маюми и Тацую своим ураганным разговором, Субару и Эйми удалились.

— ...Что за выражение, хорошо быть молодым?

Может быть, оживленные нарушители выбили её из игры, было такое чувство, что эмоции Маюми были словно в тумане.

Конечно же, Тацуя не шагнул на минное поле, которое увидел перед собой.

Он молча занял место на стуле, на котором совсем недавно сидел Хаттори.

И одновременно с этим машинально опустил брови.

— Что-то не так?

— Нет, просто чувствуется небольшой запах... наверное, кто-то пролил кофе.

На его нос напал сильный запах кофейных зерен или какао-бобов. Робот-уборщик должен был иметь устраняющий запах механизм, но... это определенно было убрано вручную.

Тацуя размышлял с одной стороны стола,

— Действительно? Я не заметила.

Тогда как с другой стороны Маюми, знающая правду, сделала вид, что ничего не знает.

Естественно, уличать её в этом бессмысленно, однако.

— Более важно, вот.

В конце концов, такой же замах исходил из коробочки, которую преподнесла Маюми.

Конечно, Тацуе было известно о запахе. То, что нанесло Хаттори такой ущерб, несомненно было этим, осознал Тацуя. Он хотел забыть то, что совсем недавно видел, но, похоже, Маюми ему этого не позволит.

—... Это?

Учитывая форму, как оно было завернуто и какой сегодня день, было очевидно, что это, но несмотря на это, он не мог не спросить.

— Подумать только, разве это не то, о чем ты и подумал?

Под заявлением, голосом и выражением, открыто выражающими удивление, Маюми безмерно наслаждалась.

— ...Спасибо.

К сожалению, у него не было предлога для отказа.

Если бы не предыдущая сцена, он мог бы банально сказать «я не люблю сладости», но эти слова утратили всю свою убедительную силу, как только он принял много шоколада от Субару и её друзей.

Он ничего не мог поделать, поэтому принял шоколад Маюми.

Он был очень большим.

По ощущениям в руке он был в пять раз тяжелее, чем рыночный шоколад.

Это позволило Тацуе приблизительно оценить, что для своего заговора она использовала высококачественные ингредиенты. Когда и где я заслужил твою вражду, подумал он, но у него не было ни одной догадки к её мотиву; однако,

— Эй, попробуй его.

Он ожидал от Маюми такого рода заявления.

— Прямо сейчас?

— Да. Я хочу услышать твои впечатления.

Он не сказал, почему ты не закончила свой эксперимент на Хаттори-сэмпае.

Очевидно, это было бы тщетно.

Наверное, она хотела своими глазами увидеть, какое лицо он сделает.

Не знал, что она может так ребячиться... подумав так, Тацуя начал его разворачивать.

«Что ж, всё в порядке»

Он хотел у Маюми кое-что спросить. Но близились экзамены в университет, к которым она готовилась, поэтому её время было ограничено и ему было неловко её беспокоить; однако если она намерена потратить время на то, чтобы использовать его как игрушку, тогда ему по-видимому не следует волноваться.

— Я хочу с тобой кое о чем посоветоваться, поэтому не сменить ли нам место?

Он не хотел, чтобы обычные люди подслушали разговор. Хотя, естественно, он хотел сменить место не только по этой причине. Даже Тацуя немного беспокоился о своей репутации. Свалиться от шоколада — нельзя назвать бесчестным, но он действительно считал, что это такое смущение, которое остается с людьми навсегда.

— Было бы плохо, если бы нас подслушали.

Похоже, Маюми быстро поняла одну из его причин.

С её лица исчезла улыбка. Преобразование было настолько резким, что он почти услышал, как её выражение лица изменилось.

— Да.

— ...Поняла. Следуй за мной.

Прежде чем ответить, она потратила немного времени, смотря в мобильный информационный терминал, принимая меры. Скорее всего, она отметила пустой класс. Обычному ученику такое было бы недоступно, но не так уж и странно, что этой старшекласснице доступно.

Тацуя взял коробочку с собой, последовав за Маюми, которая поднялась со своего места.

Он ощутил взгляды более чем десяти человек, но уже решил не беспокоиться о том, с чем ничего нельзя поделать.

◊ ◊ ◊

Маюми использовала одноразовый ключ доступа, загруженный через её мобильный терминал, чтобы открыть дверь в комнату, одну из гостиных, используемых при интервью с охранниками и торговцами. Она была не настолько формальная, как приёмная, но по-прежнему было странно, чтобы ею пользовались ученики.

Не то чтобы он не думал спросить, действительно ли можно использовать эту комнату, но, вероятно, сейчас уже было слишком поздно спрашивать, когда она уже загрузила ключ доступа. Внутри стоял полностью автоматический чайный сервер, так что она выбрала комнату, в которой они могли поесть и попить.

— Черный чай?

— Нет, не нужно себя этим беспокоить.

— Не заставляй меня потерять лицо леди.

После того как она уже это сказала, ему ничего не оставалось, кроме как принять чай.

Несмотря на то, что сервер был полностью автоматическим, она не использовала стандартные бумажные стаканчики. Она положила чайные чашки под дозатором, затем позаботилась о соответствующих ложках и блюдечках .

Похоже, Маюми действительно наслаждалась процессом.

— Вот, держи.

— Спасибо.

Как только он сделал первый вежливый глоток из чашки, он поправил своё положение.

Маюми, почти автоматически, тоже выпрямила спину, когда села.

— То, о чем ты хочешь поговорить, это «Паразит»?

Первый выстрел сделала Маюми.

Может быть, она тоже хотела это обсудить с Тацуей.

— Да, информация перестала опубликовываться в СМИ, ущерб утихает?

Не только СМИ, но и информационные маршруты Отдельного Магически-оборудованного Батальона также резко прекратили докладывать рапорты об ущербе.

Всё просто, если над этим подумать; выглядело так, будто бы их уничтожение демона решило все проблемы. Однако им удалось подтвердить, что скрытно работающие демоны имеют множество форм. Он не знал, смогли они хотя бы победить «Вампира», несмотря на то, что тот потерял хозяина, поэтому Тацуя и не считал дело полностью решенным.

— Официально, утихает.

Маюми, или точнее Клан Саэгуса, обладал другими информационными маршрутами, чем Тацуя. Однако даже у неё не было подробностей о текущем положении.

— Хотя число без вести пропавших людей в этом году больше, чем в прошлом, я считаю, что из этого можно понять, что они стали более искусными в своей деятельности. Наша бдительность, возможно, позволила нам вывести из строя одну из наших добыч.

Такая гипотеза принадлежала не одной Маюми; Клан Саэгуса также нашел факты странными. Потому что неделю назад лишь малая часть людей была проинформирована, что все Паразиты временно уничтожены.

Поэтому разговор между Тацуей и Маюми даже немного не был близок к истине. Однако невозможно, чтобы настоящее тело Паразита было уничтожено, действительно правда, что оно рано или поздно найдет нового хозяина. Следовательно, их чувство надвигающейся опасности не было чем-то бессмысленным.

— Нельзя быть уверенными, что мы его вывели из строя, но мы должны быть бдительными. Возможно, стоит оснастить наших союзников телепатией.

— Теле...патией? — незнакомое слово приостановило поток разговора. Маюми склонила голову, прося объяснить.

— Это термин для способности обмениваться воодушевлением и восприятием. Явление, которое наблюдается между идентичными близнецами, одна из многих форм Экстрасенсорного Восприятия. Хотя я и сказал многих, но примеры этого относительно редки.

— Если кратко: то, что сможет увидеть и услышать часть тела Паразита и позволит всей группе разделить этот опыт, ты это имеешь в виду?

— Это не более чем моя догадка.

Маюми призадумалась с мрачным лицом.

Чтобы ей не мешать, он без единого звука хлебнул свой черный чай.

— ...Я не люблю всё то, что мы не понимаем,

Но он услышал, как Маюми это пробормотала.

Тацуя был полностью с ней согласен, но если бы это озвучил, они начали бы лишь жаловаться друг другу. Он подумал, что это было бы слишком ущербно.

— Всё, что мы делаем, так это вслепую ищем способ справиться с неизвестным.

Поэтому, когда она говорила о том, с чем они ничего не могут поделать, он воздержался от любых утешительных слов.

— ...

Тацуя также заметил, что говорить, что Паразит не имеет физического тела, повысит дискомфорт, который они чувствовали, когда с полным вниманием изучали проблему.

— ...Если мы не сможем этого сделать...

Тем не менее, по-видимому внимание Маюми было сосредоточено на совершенно иной цели.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду под способностью обмениваться воодушевлением и восприятием, но хмм... эй, для этого есть созданная последовательность?

— ...Экстрасенсорное восприятие считается совершенно иной областью знаний, чем магические исследования, так что я думаю, что нет.

Беспокойство почти достигло своей вершины.

«Как мы закончили обмен информацией на хорошей ноте?» — Маюми вздохнула, подытожив этим всё, что чувствовала. Вместе с тем Тацуя поднялся, намереваясь уйти, ничего не съев, но манжета его рукава была крепко схвачена рукой, протянутой с другой стороны стола. Если бы Тацуя решил уклониться — сумел бы, но сдержался, так как Маюми не была нужна ещё одна неудачная попытка.

— Почему бы нам теперь не насладиться чаепитием.

Тацуя недоверчиво глянул (естественно, намеренно) на железную улыбку Маюми, и Маюми чуть подсунула к нему маленькую коробочку, которая лежала на столе.

Похоже, она не собиралась быть доброй и забыть.

Вот, значит, как; Тацуя чуть вздохнул перед Маюми, которая больше не пыталась скрыть, что что-то замышляет.

И она его не упрекнула.

А как раз наоборот: Маюми смотрела на Тацую с предвкушением и возбуждением в глазах.

Она что, впала в детство из-за тревоги за экзамены в университет? Обдумывая такую возможность (хотя в первую очередь у Маюми не было причин тревожиться о своих оценках), Тацуя развернул коробочку.

Он не разворачивал её слишком медленно, затягивая время, но развернул её осторожно, что даже маленький кусочек оберточной бумаги не порвался.

Внутри была картонная коробочка, закрытая крышкой. Коробочка для шоколада домашнего приготовления, изнутри её стенки были покрыты винилом; размером, подходящим под так называемую «передачу истинных чувств».

Но это, конечно же, не ввело его в заблуждение.

Это ему не позволило зверское сочетание шоколада и кофе, из-за которого чуть закружилась голова.

Внутри коробочка была забита кубическими объектами. Тацуе они не напоминали ничего похожего на «шоколад».

Даже по запаху он мог предположить, какой у них будет вкус.

Не имеет значения, сколько говорить, что горькое не должно горчить, это ограничивается лишь качеством и количеством.

Тацуя смиренно положил в рот объекты, напоминающие лекарства, а не еду, и начал жевать.

А результаты... они были написаны на самодовольной улыбке Маюми.

◊ ◊ ◊

Хонока, с большим терминалом в форме ноутбука, шла через школьный двор в комнату подготовки.

Солнце уже почти зашло, и температура на несколько градусов упала. Если она замечтается, то тело начнет дрожать.

Однако на её настроение не повлиял холод.

Всё, что пыталось омрачить её день, низводилось её двумя качающимися лентами для волос.

Её мысли невольно дрейфовали к кристальным шарам.

Она осознавала, что на ней остолбенелое выражение, но говорила себе снова и снова: «только сегодня, позволить себе это простительно».

Хонока хорошо понимала, что не является девушкой Тацуи.

Она не забыла, что в признании в любви ей отказали.

Её уже отклонили.

Но, несмотря на это, пока Тацуя будет позволять, она собиралась за него цепляться.

Иногда она считала себя «нечестивой девушкой» за то, что так делала.

Иногда ночами она сердилась на него, что он её не забыл, не дал ей сбежать, когда отверг.

Однако сегодня она почувствовала, как все эти негативные эмоции исчезают.

Логика, что такое маленькое украшение — слишком дешевая подачка, была бессильна перед её чувствами.

— Хонока!

Когда Хонока тихими шагами вошла в здание подготовки, со стороны её окликнул голос, и она остановилась.

— Эм, Эйми.

К Хоноке бросилась невысокая девушка, которая выделялась из-за ярких, как рубин волос.

— Как необычно, что ты сюда пришла, Хонока. Мы ведь впервые видимся с того дня как ты стала членом школьного совета?

— Я здесь по поручению Исори-сэмпая.

Сказав это, Хонока слегка приподняла крышку терминала в форме ноутбука, чтобы показать Эйми, на что та посмотрела с пониманием.

— А ты, Эйми. Отдыхаешь от клуба?

Форма охотничьего клуба, к которому принадлежала Эйми, должна была бы состоять из рубашки с длинным рукавом под коротким жакетом, тонких брюк и сапог, но сейчас она была в школьной форме. И сейчас ещё не время для окончания клубной деятельности.

— Сегодня была лишь встреча.

Эйми быстро поняла, что Хонока задала вопрос из-за её формы, поэтому в ответ не спросила «почему ты спрашиваешь».

— Эй? Это кристалл?

Она не хотела задавать больше вопросов, но мерцание в волосах Хоноки быстро привлекло внимание, и она, разрываясь любопытством, спросила.

— Эмм, да.

Смущение Хоноки было для Эйми как колокольный звон: она счастливо усмехнулась:

— Подарок Шибы-куна, да?

— ...Да, он сказал, что это ответный подарок за шоколад.

Хонока краснела, но была так счастлива, что даже на лице появилась улыбка, что поразило Эйми.

— Ох-хо... подготовил подарок заранее, так держать Шиба-кун. Выглядит отчужденным, но столь внимателен. Как взрослый?

Улыбка Хоноки становилась всё счастливее.

Тем не менее, следующие слова Эйми бросили тень на эту улыбку.

— Я понимаю, что он также весьма популярен, эх. Только что я видела, будто Президент собиралась подарить ему шоколад, может, это был любовный шоколад?

— ...Президент?

— Ах. Ошиблась. Бывший Президент. Саэгуса-сэмпай.

— Саэгуса-сэмпай?

— Однако было такое чувство, что сэмпай держала его против его воли. Поскольку на Шибе-куне было немного беспокойное лицо, не думаю, что тебе следует волноваться.

Эйми заявила, что ничего такого не происходило и, наверное, так действительно считала. Но даже когда она это сказала, сердце Хоноки не успокоилось.

«Значит ли это, что у Маюми есть особые чувства к Тацуе...», — на некоторое время это подозрение закралось в голову Хоноки. При сражении с Маюми Хонока не была уверена, что выиграет.

Её пока самая большая соперница, Миюки, была ограничена тем, что они «настоящие брат и сестра». В конечном счете невозможно, чтобы их связало это, что немного успокоило Хоноку.

Однако у Маюми не было такого ограничения.

Она была лучше и по внешности и по магической силе; единственное преимущество Хоноки — «Маюми старше его». Однако Хонока не думала, что Тацую будут волновать один или два года разницы в возрасте.

Из сердца Хоноки начали исходить волны.

Волны распространялись, не утихая ни на секунду.

Они не ограничились лишь сердцем.

Этим утром, это, поселившееся в кукле, запульсировало на мгновение от невероятной радости Хоноки.

Теперь, через тогда сформированную связь, потекли волны мыслей, заставляя его снова пульсировать.

Едва родившееся дремлющее сознание на этот раз действительно проснулось.

◊ ◊ ◊

Когда Тацуя пронес большую тканевую сумку мимо школьных ворот, солнце уже зашло.

Так как сейчас была середина февраля, самые короткие дни уже прошли и закат был позднее.

Но по-прежнему было очень холодно.

Когда тепло солнца исчезло, температура упала чрезвычайно быстро.

Естественно, люди шли поближе друг к другу, они не могли с этим ничего поделать.

На самом деле почти не было расстояния между рядами учеников, поспешно шедших домой и которым всё ещё предстояло покинуть уже на грани закрытия школьные врата. Однако были некоторые исключения.

По обе стороны от Тацуи, в общем Миюки и Хонока замирали и прижимались к нему, несколько раз они попеременно повторяли эти движения.

Внешне им, по крайней мере, было известно о существовании друг друга, но...

— Интересно, может мне лучше пойти вперед?

По-видимому глазам шедшей с ними особы было наиболее известно об их существовании.

— Нет.

Лина сказала замечание монотонно, на которое Тацуя ответил кратким отказом.

Тацуя и Миюки и Хонока и Лина.

Сейчас вместе были эти четверо.

Одноклассники Тацуи были достаточно внимательными, чтобы заблаговременно вернуться домой.

Однако Лина была членом школьного совета, хотя и временно.

Пока Миюки и Хонока ещё работают, Лина не могла уйти в одиночку. Самоуправление учеников было не простой игрой по сравнению с регулярными обязанностями в армии; это была игра, но это не значит, что Лина могла работать посредственно. Она была ответственной, и также понимала, что это необходимо для скрытности, сейчас она была не «Сириусом» и её повседневные дела не включали быть «главой» или «палачом», будет позор, если она провалится из-за невнимательности.

Естественно, именно сегодня, к сожалению это привело к тому, что она зашла в тупик как единственный наблюдатель за Миюки и остальными двумя, когда они шли на станцию, что привело её к текущему состоянию глубокого сожаления. Третей стороне было столь трудно вынести атмосферу, что Лина даже забыла, что Тацуя и Миюки — цели, за которыми ей нужно наблюдать и использовать все возможности, чтобы наблюдать весь день.

— Неужели?

Тацуя сказал, что не возражает, и остальные двое молча отказались это оспорить. Впрочем, у неё уже почти не осталось возможности пойти вперед: станция уже появилась в поле зрения.

Тем не менее, и на последней прямой можно было бы поспешить, однако,

— Станция уже близко. Идти вперед нет необходимости.

Как уже объяснялось, у современных кабинетов не было расписания.

Но это не имеет ничего общего с направлением.

Дом Тацуи и квартира Лины находились в одной стороне, тогда как дом Хоноки в противоположной.

По случайности, сегодня в сторону дома Тацуи кабинетов больше не осталось.

На платформе было высвечено время ожидания: примерно три минуты.

Они трое провели Хоноку и ждали за прозрачной стеной, защищающей от холодного воздуха от следующего автомобиля.

Три минуты — более или менее короткое время. Не было бы странно, даже если бы люди с близкими отношениями не говорили друг с другом.

И напротив, совершенно естественно простым знакомым не хотеть молчать.

Атмосфера между Линой и Тацуей с Миюки была разделена между враждебной и дружелюбной.

Называть отношения, когда они однажды пытались убить друг друга «дружескими» для других людей может показать странным.

Тем не менее, ни Тацуя, ни Миюки не питали к ней злобы. Особенно Тацуя, который понимал, что его чувства ближе к симпатии.

Сейчас волшебники не могли убежать от отношения к ним, как к оружию.

Тацуя особенно не мог забыть, что сам является «такой вещью».

Если он хоть попробует это отрицать, страна или общество, наверное, попытаются его устранить.

Потому что у его магии есть потенциал превратить всю страну в выжженную пустыню.

Это относилось и к Лине.

Она, как и он, никогда не убежит от того, чтобы быть оружием.

В определенном смысле, существование Лины было к нему ближе, чем Миюки...

— ...Что-то не так?

Наверное потому, что погрузился в размышления, Тацуя не заподозрил, что Лина хотела что-то сказать, пока Миюки не потянула его за рукав, чтобы заставить обратить внимание.

— ...Нет, ничего.

Так как Миюки нарочно дала ему это понять, это был не тот случай, когда Лина просто случайно глядела на него несколько секунд. Неестественное отношение Лины также говорило, что это не «ничего».

— Действительно.

Однако Тацуя никак ей не намекал, чтобы она призналась, что это было. Он не любил настолько вмешиваться в чужие дела, и если подойдет к Лине слишком близко, настроение Миюки ухудшится.

Что ещё более важно, кабинет уже почти приехал на платформу.

— Онии-сама.

И сверх того.

— Там что-то есть?

— Нет.

Повернув голову, Тацуя положил руку сестре на плечо.

Миюки задрожала от удивления, и без колебаний прильнула всем телом к Тацуе. И больше не задавала вопросов.

Для них это был простой способ заставить замолчать другого.

Тацуя лишь сердцем запомнил направленные на них взгляды.

◊ ◊ ◊

— Что-то случилось?

Её острые глаза заметили, как подчиненный напрягся, Полковник Баранс коротко задала ему вопрос.

Лицо оператора, который отвел глаза от монитора, чтобы повернуться, задрожало в замешательстве.

— Он... он знает о нашем наблюдении?

— Что за чепуху ты говоришь?

Баранс, полная реалистка, отбросила замешательство подчиненного просто как плод его воображения.

— Хотя и низкоорбитальный, но он всё равно спутник. Прежде всего. Невозможно обнаружить камеру с земли невооруженным глазом.

— Но только что я точно увидел, как глаза Тацуи Шибы посмотрели из монитора прямо на меня.

Короче говоря, их глаза встретились, когда он следил за камерой, но...

— Не имеет значения, настолько превосходно человеческое зрение, невозможно увидеть низкоорбитальный спутник, так ведь. И ещё невозможнее различить на нем камеру; это невозможно сделать даже восприятием измененных людей, способности которых были сильно преобразованы.

Когда Баранс заговорила раздраженным голосом, его лицо немного расслабилось.

— Хорошо. Просто на всякий случай. Я ещё раз посмотрю на изображения, сделанные три минуты назад.

— Так точно, мэм.

Изображение в реальном времени перешло на маленькое окно, а на главном экране начала воспроизводиться запись. Камера высокого разрешения четко показала, как Майор Сириус нервозно позволила взгляду блуждать то вправо, то влево, то обратно вправо.

Эта картина глубоко заинтересовала Баранс (или, скорее, она не могла её проигнорировать), но она сосредоточила внимание на проблеме подчиненного, Тацуе Шибе.

Взгляд, который парень направил на Сириуса, метнулся вверх.

Определенно показалось, что на мгновение он заглянул в камеру.

Тем не менее, это можно было легко объяснить, немного над этим подумав, столь незначительным это было.

Скорее всего, он посмотрел на небо просто по прихоти.

Доказательством было то, что после этого мгновения он сразу же отвел взгляд от камеры.

— Это просто твоё воображение, как я и думала. Это лучше, чем блуждать в задумчивости, но чрезмерная бдительность тоже приводит к ошибкам в суждениях.

Полковник дала эти указания и отвернулась от главного экрана.

На вспомогательном экране Майор Сириус ехала внутри небольшого рельсового автомобиля, называемого в Японии кабинетом. Конечно, Баранс больше обеспокоило неустойчивое поведение молодой девушки, носившей титул Сириуса.

◊ ◊ ◊

Лина вернулась в съемную квартиру, служившую ей оперативной базой в Японии, и глубоко вздохнула перед дверью.

Она понимала, что уже слишком поздно что-то делать с завернутой коробкой шоколада в сумке.

В конце концов, как бы хорошо она ни подготовила шоколад вежливости, она не нашла хорошего повода, чтобы его подарить и вернулась домой. Машинально она уклонилась от его вопроса, сказав: «ничего», но правда была в том, что затем она решила передать его, когда они разойдутся.

«...Не обязательно было этого избегать. Это просто шоколад вежливости, в конце концов»

В таком шоколаде не было абсолютно никакого глубокого смысла. «Шоколад Вежливости» был для того и придуман, чтобы не иметь глубокого смысла.

Тем не менее, для неё это было очень важное решение. Глубоко в сердце она множество раз шептала себе: «почему на моем жестком лице была улыбка, хотя это принесло мне столько хлопот?»

Хотя они однажды пытались убить друг друга, они также однажды сражались бок о бок.

«К тому же, он молчит о том, кто я есть»

Поскольку это был шоколад вежливости, неуместности быть не должно. Не было никаких оснований опасаться создать ложное впечатление.

Она собрала волю в кулак и достала свёрток из сумки.

«Такая трата...»

Она не подарила.

рука перестала двигаться, когда вдруг увидела, как Тацуя положил свою руку Миюки на плечо.

«Почему в такое время я...»

И была ещё больше ошеломлена, когда поняла, что рука перестала двигаться из-за шока от увиденного.

«Что же со мной происходит!»

Жаль, конечно, что шоколад пропал даром.

«Но это несущественно»

«Более важно, тогда я будто...»

Для Лины настоящей проблемой было это.

«Я... получила шок из-за симпатии к Тацуе?»

«Это не шутка!» — мысленно прокричала Лина. Её глубоко обеспокоили собственные рассуждения.

«Я отказываюсь принимать! Я совершенно отказываюсь принимать, что у меня могут быть такие чувства к парню, у которого такой большой комплекс сестры, что у него запретная любовь с этой своей противной сестрой!»

«...Я могу признать, что мне он интересен»

Хотя ей было неизвестно, кому она это говорит, Лина провозгласила это в сердце.

«Мне интересен Тацуя. И не просто интересен, а чрезмерно интересен»

Эта мысль походила на ворчание. Тем не менее, она сама не понимала, на кого ворчит.

«Но это всё! Это из-за унижения, которое я из-за него испытала! Пока я не сотру пятно поражения, я не смогу выкинуть Тацую из головы!»

Нормальная девушка, возможно, язвительно заметила бы про себя, что если бы это было так, не нужно было бы готовить шоколад, наверное, следовало бы подготовить белую перчатку.

Тем не менее, на этот раз у Лины не было так много хладнокровия.

Когда у неё было такое неустойчивое настроение, и она открыла дверь, то ей стало известно об аномалии.

Её разум быстро охолодел.

Сильвия вернулась домой, поэтому Лина сейчас жила одна.

Но несмотря на это она ощутила присутствие человека.

По спине пробежал холодок.

Слишком небрежно с её стороны не знать об этом, пока не открыла дверь, поэтому она упрекнула себя. Умственно готовя себя к этому, она осторожно проскользнула внутрь.

Слишком поздно для предусмотрительности, подумала она, но закрыла дверь без единого звука.

На мгновение она подумала, что делать с обувью. Это было не такое уж и большое размышление, но она посчитала, сколько ей потребуется убирать позже.

И ещё раз она упрекнула себя: «выкинь глупости из головы!», — она тихо положила сумку на пол и осталась в согнутом положении, чтобы ринуться внутрь.

— ...Похоже, что ваше заявление о том, что способности восприятия не одна из ваших сильных сторон — скромное мнение.

И когда сверху послышался голос вышестоящего офицера с чувством отвращения, она остановилась.

— Если я вам была нужна, я сама могла бы прийти.

То, как Лина подала чай (и закуски) нельзя было тактично назвать гладким, когда она робко беседовала с Полковником Вирджинией Баранс, которая сидела за простым обеденным столом.

Тем не менее, Полковник не сразу ответила на предложение Лины.

— Возможно, вы уже это знаете, но большинство моего опыта армейской службы состоит из тайных операций. И большая часть моей карьеры была в области управления личностными отношениями.

Конечно же, Лина знала о биографии такого знаменитого человека, как Полковник Баранс. Полковник с отличием окончила престижную деловую школу, это указывало на её догадливость, которой никто не будет стыдиться, да и работала она на передовой линии немало раз; у неё была достойная похвалы военная карьера, на которую никто не пожаловался бы.

— Сейчас, когда я сообщила вам о моём опыте, Майор Сириус.

— Да, — Лина выпрямила спину и жестко ответила. Она инстинктивно поняла, хотя и на полпути, что это не те слова, услышав которые следует улыбнуться.

— В отношении текущей операции, я беспокоюсь, что вы, возможно, слишком эмоционально относитесь к цели.

Лина не ответила на прощупывание Баранс. Она пыталась себя подготовить, но когда это настало, вся её готовность оказалась совершенно бесполезной.

— Я бы никогда...

— Действительно. Может, я просто слишком много об этом думала. Если это так, тогда это не зайдет дальше, но... — сказав это, Баранс перевела взгляд на сумку Лины, которая лежала на стуле.

Плечи Лины напряглись.

Если Баранс увидит то, что в сумке, неважно, сколько она будет врать, ничего хорошего не выйдет. Она почти уверилась, что её подозрения верны, но это, вероятно, склонит чашу весов. Неважно, сколько раз она будет возражать, что это «недопонимание», будет, наверное, невозможно заставить кого-либо поверить...

— Я, тоже, пытаюсь понять вашу особую ситуацию, — тем не менее, Баранс не приказала ей показать, что в сумке, — вы единственная, кто в подростковом возрасте получил титул Главнокомандующего Звезд.

Простое осуждение сопровождалось немного другим взглядом.

— Потенциал для магии, вступившей в новую эпоху для простых людей за счет использования современных магических техник, позволившей волшебникам сделать новые открытия в энергетической теории, весьма высок, но довольно много людей говорят, что вы слишком молоды. Если бы спросили моё мнение, я бы, наверное, провозгласила, что вы слишком молоды на должность Главнокомандующего.

Голос Баранс звучал не так, как другие, скандировавшие о необычности положения Лины.

— Вам уже шестнадцать. Я понимаю, как трудно контролировать эмоции рядом с такими же шестнадцатилетними.

Понимая, как должны на неё повлиять серьезный тон и настроение вышестоящего офицера, Лина безропотно слушала.

Однако увидев искренний взгляд на лице Лины, Баранс почему-то немного обиделась.

— ...С вашей точки зрения я уже старуха, но я чувствую себя на двадцать лет моложе.

— Глупости! Я бы никогда не подумала ничего подобного! — Лина отчаянно и решительно бросилась, чтобы защититься от необоснованного обвинения.

Тем не менее, вместе с тем Лина почувствовала странное и удивительное облегчение. Полковник, эта безупречная женщина-офицер, у которой совершенно нет брешей в обороне, показала немыслимо «милый» аспект, из-за которого напряжение Лины спало.

— ...Что ж, хорошо. Забудьте эту вспышку.

На лице Баранс Лина увидела взгляд, говоривший, что она обмолвилась, но это, вероятно, была центральная часть спектакля, специально сделанном, чтобы выглядеть совершенно искренне.

— ...Конечно, у меня есть эмоции к Тацуе Шибе, которые нежелательны для солдата USNA.

Поскольку это на самом деле позволило Лине стать более открытой.

— Однако я чувствую совсем не любовь или подобное. Мои чувства больше похожи на соперничество.

— Соперничество, хм.

— Да, думаю, Полковник знает о моем письменном рапорте, что Тацуя Шиба однажды меня победил.

— Понятно, вы впервые проиграли в магической битве с того времени, как получили титул «Сириус».

— Да.

По правде, с того времени она бесчисленное множество раз сражалась в тренировочных боях с Майором Канопусом, но все они были с многократными условиями безопасности, не было необходимости поправлять заявление Полковника.

— Поняла. Если это так, то разговор будет прост.

Тон Полковника тонко изменился; предыдущее настроение смешалось с нотками морозного холода.

Это сообщило Лине, что мораторий окончен.

— Майор Сириус, в настоящее время выслеживание и уничтожение дезертиров временно отложено, вам приказано вернуться к первоначальной миссии.

Лина поправила осанку ещё до того, как это заметила.

— С этого времени необходимо захватить пользователя заклинания «преобразование массы в энергию». Если захват невозможен — сделать заклинание невозможным.

Сделать заклинание невозможным — это эвфемизм, означающий обеспечить, чтобы никого не осталось, кто мог бы использовать заклинание. А именно, убить пользователя.

— С этого времени будем считать, что Тацуя Шиба — цель. Первая волна атаки будет начата завтра вечером, используя Звездную Пыль. Вы будете оборудованы Брионаком, и вмешаетесь, когда посчитаете, что время настало.

— ...Так точно, мэм, — выражение Лины стало пустым, она поднялась и отдала честь Баранс.

◊ ◊ ◊

Эрика была частью тех учеников, которым требовалось долго добираться до школы. Когда её приняли в школу, ей рекомендовали снять комнату поближе к школе. Однако она настояла на том, чтобы добираться с собственного дома.

Не то чтобы она не могла смириться с тем, что будет вдали от семьи.

Это было как раз наоборот.

Но когда отец организовал ей квартиру (он не сказал, что «снимет её для Эрики», он сказал, что «купит её для Эрики»), она упрямо настаивала, чтобы «добираться из дома».

Было несколько неудобно, но это неважно. Не в сравнение с раздражением, когда отец и брат указывают ей что делать.

Когда она возвращалась домой, дорога из станции была довольно темной, и Эрика шла, а не использовала транспорт. Такое не следует рекомендовать красивой девушке, как она, но семья совершенно не волновалась. Потому что среди извращенцев и хулиганов на полставки, называемых воришками кошельков, не было людей, обладающих достаточными навыками, чтобы совладать с Эрикой.

Это не было просто личное предвзятое мнение, но объективная правда. Сегодня Эрика снова добралась до входа в свой дом без каких-либо происшествий.

В главном доме не было её комнаты. Её «дом» был пристройкой у додзё.

В пристройке кроме неё никто не жил; как только она вошла в свою комнату, Эрика бросила сумку подальше и рухнула на кровать, даже форму не сняла. Обычно она не была такой небрежной. Просто её исчерпала ежегодная праздничная традиция, эмоции одичали после всех этих вопрошающих взглядов в её сторону в течение всего дня.

Она понимала, что выглядит хорошо (объективно она оценивала себя немного скромно), поэтому знала, что ничего нельзя было поделать со всем этим вниманием от парней её возраста (и некоторых девушек) в такой день, как сегодня, но...

«В таком случае они должны понимать, что я не подхожу для шоколада вежливости»

«С самого начала они видели лишь мою внешность», — пришла она к такому выводу, что исчерпало её ещё больше.

Свою внешность она не ненавидела.

Лучше быть красивой, чем уродливой.

Однако она думала, что недостатков столько же, сколько и преимуществ.

Эрика считала, что лучше быть такой красивой, как она, а не сталкиваться с многочисленными тяготами чрезмерно красивой девушки, как Миюки.

Но она ненавидела, когда судили лишь по внешности.

И, конечно же, она ненавидела возиться над своей внешностью.

Чрезмерная зависимость от доброй воли, идущей от твоей хорошей внешности, — лишь основания для плохой судьбы, когда будешь любить лишь ту часть себя, которая нравится другим.

Эрика была в этом уверена.

Её взгляд спонтанно перешел к месту над комодом.

Там стояла небольшая фотография в рамке.

Это была не цифровая фотография, но напечатанная, фотография женщины с каштановыми волосами, чуть посветлее, чем волосы Эрики и черты лица которой сильно напоминали Эрику. Сходство было таким, что можно подумать, что через десять лет Эрика будет выглядеть также.

Это была фотография матери Эрики, которая ушла из жизни, когда Эрике было четырнадцать.

Женщина, которая дала рождение Эрике, также была женщиной, которая создала причину того, почему она живет одна в пристройке.

Анна Розен Катори.

Таким было её имя.

По имени можно было понять, что она была наполовину немкой.

И её фамилия была не Тиба.

Для отца, главы Семьи Тиба, одной из Ста Семей, мать Эрики была «любовницей», это если говорить мягко; если использовать грубое слово старого стиля, она была его «наложницей».

Эрике не было позволено использовать фамилию «Тиба» даже когда мать умерла; более того, позволено ей это было лишь тогда, когда она поступила в старшую школу — в действительности, она не получила имя «Тиба Эрика», пока не сдала вступительные экзамены (В результате, Тацуя и не знал о существовании «Тибы Эрики»).

Эрика родилась прежде, чем настоящая жена отца умерла от болезни. Пока жена болела, они делали «такое». Эрика не думала, что у матери или отца есть какое-либо оправдание тому, что они сделали. Это может показаться холодным, но она тогда половину вины положила и на мать.

Тем не менее, она не могла принять, что только мать должна считаться виновницей. В конце концов, больше ответственности было за отцом.

Были времена, когда она не знала причину презрительных взглядов, когда прятала своё маленькое тело, не издавая ни звука.

Также было время, когда она дико махала мечом, чтобы признали её и её мать. Тогда она и стала идолом Додзё Тиба. Среди молодых учеников додзё собрались умелые ученики и сформировали «личную свиту Эрики», потому что видели, что Эрика потеряла энтузиазм к фехтованию, после того как потеряла мать, и часто совали свои носы в её личные дела.

Оглядываясь назад, она считала, что сейчас самое богатое, самое приятное время в её жизни.

Подруги, которые смиренно признавали, что ей не ровня, и парни, которые не видели её сердце, сколько бы на неё не смотрели.

Одноклассники, согревающие сердце,

Друзья, с которыми можно ругаться и которых можно дразнить,

Друг детства, которого тоже можно подразнить.

Группа друзей, которые признали её «силу» и шанс применить эту силу.

Сейчас махать мечом было весело.

Время, потраченное на практику меча, было потрачено отнюдь не впустую.

Когда она была с ними, чувствовала, что может стать значимой.

Поэтому она не хотела беспокоиться тривиальными любовными играми.

Размышляя, она лениво смотрела в потолок, когда вдруг раздался звонок двери. Не сигнал, чтобы ответить, но сигнал открытия двери. Поскольку она не повернула ключ, посетитель, вероятно, вошел свободно.

Она никак не могла выглянуть из комнаты, чтобы увидеть, кто это — она не намеревалась себя вести, будто занервничала.

Она проверила время.

Слишком рано, чтобы сесть за ужин.

Два старших брата (естественно, у них обоих была другая мать) и старшая сестра (конечно, у неё тоже была другая мать) если прямо — ненавидели с ней сидеть; что до Эрики, она считала такие времена потраченными впустую. Поскольку было очевидно, что всякий раз, когда они встречались, не только старшая сестра, но и она чувствовала неловкость, не было необходимости слишком упрямиться.

Как раз когда она собиралась подняться, чтобы посмотреть, кто это, послышался стук в дверь.

По звуку шагов, ровному дыханию, и контролируемому присутствию, личность того, кто это мог быть, была сужена до двух братьев. Так как старший брат уделял всё своё время определенному делу и должен был каждую ночь возвращаться домой поздно...

— Тсугу-анюэ? Пожалуйста, входи, — сказав это, она встала с кровати и села перед столом.

— Извини, что прерываю твой отдых, Эрика.

Эрика сидела перед столом на стуле, повернутом к двери, спина её была ровной, руки лежали на коленях, но её следующий старший брат, Наоцугу, бегло оглядел состояние кровати и выразил извинения.

Ну, в таком уровне наблюдательности старшего брата, у которого был титул «Тиба Кирин», не было ничего удивительного.

На самом деле Эрика даже и глазом не моргнула.

— Нет, я просто дала телу немного отдохнуть. Ну что, тебе что-то нужно?

Когда летними каникулами она увидела его с этой женщиной, то впала в неистовство, но в остальные времена для Эрики время с Наоцугу было самым непринужденным.

Она повышает голос на этого брата лишь тогда, когда его опутывает эта женщина.

— Хмм... Я был озадачен над тем, говорить тебе или нет, но... в конце концов, решил тебе сказать. Эрика, у тебя ведь есть одноклассник по имени Шиба Тацуя?

— Да, и что?

Она не показала это на лице, но в это мгновение Эрика сильно встревожилась. Наоцугу вдруг спрашивает о Тацуе — это оказалось совершенно неожиданным.

— Он под наблюдением Сил Национальной Обороны.

— ...Э?

— Не удивительно, что в это трудно поверить без доказательств, но я говорю правду.

Определенно она с трудом поверила в эту удивительную информацию, но по-видимому по иным причинам, чем думал Наоцугу.

Эрика знала, что Тацуя тот, кто известен как гражданский член Сил Национальной Обороны.

В то время его забрал офицер и сказал им, что то, что Тацуя относится к Силам Национальной Обороны — высоко засекреченная национальная тайна.

Поэтому вполне вероятно, что нижние чины военных не будут знать о его статусе.

Но всё равно Эрика посчитала это настолько смешным, что даже не хотелось смеяться: этот член Сил Национальной Обороны используется для слежения за Тацуей, который член той же организации, хотя и нетипичный.

Естественно ошеломило её это, а не сам факт наблюдения,

— Я также получил неофициальный приказ.

Похоже, использование члена той же организации, — не полная глупость.

— Неужели миссия действительно нуждается в тебе, Тсугу-анюэ, с твоим официальным статусом студента военного колледжа? Что же ты будешь...

— Наблюдать за ним и, если необходимо, защищать его.

— Наблюдать и... защищать?

— Эх, судя по всему Шиба-кун вовлек себя в своего рода неприятности, которыми интересуются военные.

Эрика подумала, что он не вовлек себя, но был тем, о ком военные беспокоились, но посчитала, что будет лучше ничего не говорить ради Тацуи, а также ради Наоцугу, поэтому молчала.

— Эрика, думаю, будет лучше, если ты некоторое время будешь держаться подальше от Тацуи.

— Ты имеешь в виду даже в школе? Он и я в одном классе.

Она не собиралась слушать и автоматически повиноваться, и неважно, насколько уважала старшего брата, но — без сомнений, если бы он это сказал, она бы надорвала живот от смеха — теперь она собиралась изучить этот чрезвычайно подозрительный вопрос.

— Нет, думаю, в школе на него не нападут.

Из этих слов она поняла истинные мотивы группы, давшей Наоцугу приказ: Тацуя был не целью, он был наживкой.

Короче говоря, основные нападавшие отличаются от Лины; даже если Лина их часть, высока вероятность другой группы... решила Эрика.

— В таком случае, Анюэ, нет причин для беспокойства. Поскольку Шиба-кун и я — друзья, которые идут вместе на станцию и со станции, мы не достаточно близки, чтобы строить планы после школы или идти друг к другу домой.

— Верно. Тебе в действительности следовало бы избегать его и на пути в школу... потому что будет не хорошо, если ты вызовешь беспокойство. Но, в любом случае, будь осторожна, Эрика.

— Благодарю, Анюэ.

«Возле Тацуи я буду осторожной», — она добавила в сердце.

◊ ◊ ◊

Как только они пришли домой, Миюки взяла мешочек, полный шоколада, из рук брата и положила его в холодильник.

До последнего года, даже когда получал не более одной или двух шоколадок, он волновался об ответе младшей сестры; однако, этим годом, к глубокому облегчению Тацуи, негодование Миюки было меньше, чем он думал.

— Онии-сама, я скоро начну готовить завтрак, подождешь немного в своей комнате? — Миюки резко повернулась к Тацуе, который последовал за ней на кухню, чтобы посмотреть, как она. И с неестественно широкой улыбкой сунула эту колкость.

Он перевел так: «не выходи, чтобы посмотреть, пока я тебя не позову». Вспоминая с оттенком беспокойства, как всё причудливо обернулось в прошлом году, Тацуя покорно заперся в своей комнате.

И примерно через час,

— Я пришел... — недолго думая, Тацуя пробормотал это вслух.

Гостиная заполнилась сладким ароматом, подлинный товар, полностью отличающийся от поддельной стряпни Маюми; ошибиться было невозможно: это запах шоколада.

С улыбкой — на этот раз это была естественная улыбка — Миюки пригласила его сесть.

Её внешний вид ошеломил Тацую, что он даже замолчал.

— Как я могу вам помочь, сэр? — её улыбка преобразилась в злобненькую ухмылку, Миюки чуть склонила голову, задав ему вопрос.

Явно лицо той, кто понимает, что делает.

— ...Я не знаю, где ты могла достать этот костюм.

— Костюм? Это простая одежда официантки.

Сейчас, когда она это упомянула, одежда определенно подходила для использования в гостиничной индустрии.

Однако нужно подумать не только о времени и случае, но и о месте, он не считал, что оно подходящее.

Если бы это была не гостиная в частном доме, но ресторан, обслуживающих клиентов с определенными наклонностями, тогда можно было бы сказать, что подходящее время, случай и место.

Форма официантки Миюки была с пышными рукавами, высоким кружевным сарафаном и фартуком, наполненным оборками. Короче говоря, это был стиль Джули Эндрюс.

Хотя он понимал, как концепт подходит еде, но не далеко ли она зашла?..

— Эмм, может быть, в такой одежде я плохо выгляжу?..

— Нет, тебе хорошо идет. Очень мило.

Когда сестра неуверенно задала вопрос, не имело значения, что думал Тацуя, он не собирался говорить то, что может причинить ей боль и заставить Тацую хотеть удариться обо что-то головой.

— Спасибо!

В противоположность тому, что происходило в глубинах сердца Тацуи, дух Миюки возродился, и она по одному начала ставить блюда. Не оставляя Тацуе причин идти к обеденному столу.

Что до меню сегодняшнего дня:

Главное блюдо было мясным филе в шоколадном соусе.

Оно сопровождалось печеньем, полным орехов и шоколадным фондю.

На десерт были фрукты с белым шоколадным фондю с добавлением брэнди.

Без преувеличения, блюда были переполнены шоколадом.

— Онии-сама, пожалуйста, насладись этим праздником. Я, Миюки, подготовила этот шоколад святого Валентина специально для Онии-самы.

Определенно это не то, что можно сделать, если не жить вместе.

Эта презентация приготовленного шоколада — нечто иное, чем просто сладости.

Учитывая обстоятельства, это точно сегодня будет во рту Тацуи.

Всё это — результат находчивости Миюки.

Когда он закончил десерт, лицо Миюки покраснело. Когда он ел фондю из белого шоколада, он беспокоился, что недостаточно выпарился алкоголь из дорогого коньяка, и по-видимому это был не просто плод его воображения.

Потому что Миюки ела не так много, как он, то вобрала больше алкоголя, но...

— Миюки, ты в порядке?

— Да? А что? — ответив с озадаченным видом на лице, Миюки поднялась, чтобы вытереть стол.

С её произношением было что-то не так.

Миюки положила все тарелки друг на друга, чтобы за один раз их унести.

Тацуя посчитал это опасным.

Обычная Миюки сделала бы два-три прихода, чтобы унести столько тарелок.

Она, вероятно, не думала о сложности и без сомнений сделала выбор из-за бессознательного желания сделать всё побыстрее.

Тацуя быстро и молча обошел стол.

— Ээк!?

Как и боялся, он обнял сестру, чтобы она не упала, когда споткнулась о собственную ногу.

Ни одна тарелка не разбилась о пол.

Одной рукой поддерживая Миюки, другой рукой он поймал остальные тарелки.

Он плавно извернулся и положил тарелки обратно на стол.

Затем снова поддержал сестру, но теперь обеими руками, и выпрямился.

— Сп..спасибо, Онии-сама.

— Миюки, отдохни немного на диване.

Миюки не протестовала, что с ней всё в порядке.

Этим она вызвала бы для Тацуи лишь ненужные хлопоты, и это было бы ужасно.

Он сложил тарелки в раковину и оставил остальное HAR, чтобы позаботиться о ней. Хотя она знала, что это не так уж и много работы, почувствовала вину, потому что позволила брату убирать одному и попыталась избавиться хоть от какой-то вины.

Однако ей не удалось избежать подавленности.

Несмотря на прекрасную атмосферу, которую она создала, в самом конце неуклюже затоптала... это была ложь, которую она сказала себе.

Она не могла не почувствовать, что что-то за пределами человеческого понимания должно быть отвратительным.

Нет, не отвратительным. Это следует называть препятствием. Проклятьем.

— ...Почему я должна быть младшей сестрой Онии-самы? — с большим вздохом, слова неожиданно выскользнули с её уст.

Хлынула частица настоящих желаний.

Осколок, отразивший сердце.

Со вчерашнего дня фраза, повторяемая снова и снова в сердце.

Запаниковав, Миюки обернулась.

Это заявление никогда не должен услышать старший брат.

Мысль, которую никогда нельзя произносить.

Она не противилась быть его младшей сестрой.

Это были истинные чувства Миюки, не ложь.

В конце концов, именно поэтому она могла быть с Тацуей.

Верно, потому что она его сестра, он постоянно о ней заботится.

Однако — без сомнения — в сердце Миюки была также частичка, которая желала иных отношений.

Пока частичка не была большой.

Тем не менее, однажды, эта частичка подавит ту её часть, которая считала, что хорошо быть его сестренкой.

Миюки страшилась этого дня.

Она страшилась, что брат узнает о части, которая желает этого.

Когда она оглянулась, то увидела Тацую, всё ещё стоявшего перед раковиной.

Даже с его пятью острыми чувствами расстояние было просто слишком далеким для него, чтобы уловить шепот.

Миюки вздохнула с облегчением.

В уголку сердца было сожаление, что он не услышал.

Она отвела глаза от этой части себя.

↑ Шоколад вежливости: шоколад, который дарят просто из вежливости, без каких-либо романтических чувств.

↑ В Японии девушки дарят шоколад на День святого Валентина, а месяцем позже парни дарят ответный подарок на Белый День.